ЛИСИЧКА И ЗАЙЧИК

Стоял себе постаивал Казанский вокзал. Ну это только так говорит­ся стоял, а на самом-то деле он скорее лежал, чем стоял, или даже ва­лялся... Да, вот так: валялся подле железной дороги Казанский вокзал, а неподалёку, жил-был зайчик. Ну это только так говорится жил-был, а на самом-то деле быть-то он конечно был, но жил честно сказать весьма хреново. Но, кроме всего прочего, ещё вот как говорится: не бывает так хреново, чтобы не стало и того хуже. Так оно и случилось.

Однажды утром встал зайчик со своей кровати. Но это только так говорится, что встал, на самом-то деле он скорее сполз, чем встал. Да-а-а, сполз, он это самое, и конечно сразу зарядку сделал, зарядил­ся,то есть. Хорошо зарядился, по-полной. Ну и конечно веселей ему, зайчику, стало. Устроился он на подоконничке, сигаретку покуривает, да пивко потягивает. Глядь под окнами лисичка бездомная вертится. Справ­ная такая лисичка, фигуристая. Увидела она уже порядком косого зайчика и говорит:

- Зайчик, зайчик давай вместе жить, у меня вон и пива авоська есть, да и на портвеишко найдётся мелочишка!

Зайчик, конечно, не долго думая, и согласился. Ну и, как это обычно бывает: туда-сюда, выпил стакашку, подписал бумажку, глядь его уж и за дверь выставили.

Стоит зайчик в пивной сопли в кружку пускает. Подходят к нему волки в серых шинелях:

- Ты чего, мол, зайчик нюни распустил?

- Дык, обидно же, ёлы-метёлы, я к ней со всей душой, а она, выг­нала, блин, и даж на чекушку не дала.

- Ну, мол, не грусти, мы её мигом вразумим - ставь фуфырь, и дело в шляпе.

Пришли они, конечно, к лисичке. Смотрят - справная такая лисичка, фигуристая.

- Ты,- говорят,- зайчик за дверью постои, мы тут с глазу на глаз побеседуем.

Но это только так говорится - побеседуем. На самом-то деле не по­нятно, о чём это они там двое суток беседовали? Только ушли довольные,

а зайчик так и остался и без квартирки и без фуфыря.

Сидит зайчик в рюмочной: горькую водку горькой слезой запива­ет. Подходит к нему бык-бугай люберецкий:

- Что за дела? Кто зайчика забидел? Кому пасть порвать? Ты зай­чик, только скажи, мы это в момент справим.

- Да вот, из своей же хаты, ёк-мотылёк. Волки, мол: МЫ, а ей хоть бы хны!

Взялся бугай, за ящик Жигулёвского подсобить. Да только лисичка видать, ему кой чего повкуснее предложила. А у зайчика опять ни житья, ни питья.

Делать нечего, пошёл зайчик, с горя, в Донские бани, авось, дума­ет, тоска вместе с потом уйдёт.  И встретил он там одного петуха. Пон­равился петуху зайчик:

- Не грусти,- говорит,- найдём мы и на лису управу.

Пришёл он к лисичке. Та конечно, давай перед ним, по своему обык­новению хвостом вертеть. Да не таковского напала, петя он и сам на та­кие штучки горазд.

Короче, выгнал петушок лисичку, и стали они вдвоём с зайчиком жить душа, как говорится, в душу.

ВАГОНОК

Ехал паровоз - вагоны вёз.  Машинист напился - один вагон свалил­ся. Лежит себе, валяется - тут и сказка начинается.

*  *  *

Ползёт муха-выпивуха. Смотрит хибарка валяется, и вроде как бес­хозная. Дай думает денёк-другой перекантуюсь. Благо и бухалово есть. Зашла, конечно, бухнула, да в уголочке и отрубилась.

Шкандыбает по дороге мошка-наркошка. Вот думает: "Чи глюк, чи и впрямь хаза? Ладно зайдём, разберёмси."

- Что,- говорит,- за хаза такая? Кто в ней живёт и бухает?

А муха-выпивуха ничего не сказала лишь промычала о чём-то не складно.

Стало их двое: муха бухает, мошка ширяет, живут и горя не знают. Идёт-бредёт мышка-забулдыжка.  Видит флэт.  Приличный,  вполне, с окошками:

- Можно ли,- спрашивает,- задницу прислонить?

Мухе с мошкой, такие вопросы, знамо дело до фене, живи, блин, веселее будет.

Стало их трое: муха с мышкой бухают, мошка ширяет, поди им плохо? Шлёндает по дорожке лягушка-потаскушка.  Видит хата.  И люди там, ничего, не буйные.

- Мне бы, - говорит,- у вас бы отдохнуть зачуток?

А им то что: хоть у них, хоть под них, это завсегда с нашим удо­вольствием.

Стало их четверо: набухаются, наширяются и вповалку валяются.

Тащится откуда-то зайчик-за-галстук-вливайчик.  Глядит домушка. А в ней - ну просто полный оттяг.

- Нельзя ли и мне оттянуться?

- Валяй, ежели со своим бухлом, пришёл.

Стало их пятеро: сидят - кайфуют, по полной.

Ковыляет к ним на четырёх мослах лисичка-алкоголичка. Видать уж слух о вагончике-притончике по всей округе пошёл.

- РеЯта,- грит,- налейте и мне, а то окочурюсь?

Ну как тут прогнать? Со всеми бывает.

Стало их шестеро: в тесноте, как говорится, зато бухие.

Идёт кабан-токсикоман с мешком дихлофоса:

- Пустите,- мол,- я вам не помешаю.

- Да хоть всю жизнь живи, если хороший человек.

Стало их семеро: в вагончике вонь, грязь, зато на душе светло и радостно.

Тут скатился из туманного сознания ёж-с-иглой-не-разольёшь.  Он и спрашивать ни о чём не стал: сел в уголку - кайф ловит.

Стало их восемь: шум, гам, тара-ра-рам, изрядно получается.

Шагает волчок-забью-косячок, мыслете выписывает.

- Здеся, что ли, хорошо-то?

- Всяко,- отвечают,- сам прикидывай.

Стало их девять: абзац, как говорится, да и только.

Но тут откуда ни возьмись появился мусор-медведь. Всех повязал. Вагончик опечатал. Так вот лофа и кончилась.

ВОЛК И СЕМЕРО КОЗЛОВ

Жила-была одна коза. И было у неё семеро козлов. Каждый день ухо­дила коза на травке посидеть. Возвращается, обычно, добрая, такая: бухла принесёт, а иногда даже и дурью побалует. Прознал про такие дела один волк. Пришёл он к козлам:

- Открывай, козлы, а то хуже будет?

- А как, спрашивают козлы,- у тебя насчёт ордера?

Понял волк - ещё те ребята. Ладно, пошёл куда надо, справил всё, как положено, и на следующий день повязал козлов. Правда не всех, один-то в полном отрубе был, дык его под кроватью-то и не приметили.

Возвратилась коза. Подкроватный и рассказал ей: что тут и как. Сидит коза плачет, даже дурь её бедолагу не берёт. Приходит тот самый волк и говорит:

- Полно тебе коза плакать, пойдём лучше погуляем.

А она в ответ:

- Пойду, если ты со мной дозу примешь.

Волк-то с дуру и согласился. А на утро у него, вестимо - ломка. По полу катается - дозу на поправку канючит.

- Погоди, волчара, если сбавишь срок - будет тебе доза, будет ко­сячок.

Куда ж ему, серому, деваться-то? Так и отпустил он козлов.

КУРВЕЦ РЯБОВ

Жили-были-служили дед и ба-тальон зелёной молодёжи. И была у деда забава. Любил тот дед яйца бить. Встанет, бывалочи, с утреца, расколо­тит, как водится, два яйца и сидит пахитоску покуривает.

Но вот однажды появился в батальоне курсант Рябов, по кличке стальные яйца. И откуда он только взялся такой? То ли с неба свалился, то ли из самой Японии прилетел.

Наступило, стало быть, очередное утро, и вызвал дед курсанта Ря­бова на досмотр. Вызвал и, знамо дело, спервоначалу по яйцам ему. Но не на таковского, как говорится, напал. Подвела деда боевая нога и от его богатырского удара взяла, да сломалась. Упал дед на зелёну траву, как подкошенный, упал и завыл белым коршуном. Лежит, вопит, всему ба­тальону приказывает. А прогнать курсанта Рябова через строй и лупить ему в яйца изо всех силов. Закручинились добры молодцы, закручинились злой кручиною. И не жаль им курсанта Рябова, и не жаль им да казённых сапог, а вот жаль им свои резвы ноженьки. Только видно уж делать нече­го. Встали в строй и давай лупить по стальным по яйцам чем попадя. Би­ли-били все ноги сгубили и отправились в лазарет на поправочку.

А курсант-диверсант из Японии лишь прищурился пуще прежнего. А ешё, говорят, наградили его новым орденом Золотого яйца.

РЕПКА

Поставил дед брагу на репе. Настоялась репка крепкая-прекрепкая. Стал дед репку тянуть. Тянет-потянет в своё, как говорится, удовольст­вие. Пронюхала про это бабка и набивается к старику в помошницы. Деду, что, он добрый, угостил свою ненаглядную. Вот тянут репку вдвоём. Тя­нут и жизни радуются. Прознала об этом внучка, да и в гости с друзьями с Муркой, да Жоркой нагрянула. Тянут репку все вместе, за здоровье за дедкино чокаются. Деда от трудов этих праведных даже стошнило немнож­ко, да и бабку от усердия вырвало, а внучка, та вообще всю комнату заблевала и друзья её, как говорится, в Ригу уехали. Тут как раз и пришёл ихний сосед алкоголик Мишка. Он-то, подлец, тут же всю репку и вытянул, хлебной корочкой занюхал, икнул, да и был таков.

НЕРУССКИЕ  ЗАБУГОРНЫЕ СКАЗКИ

КРАСНАЯ ШАПКА

Жила-была одна деваха, по кличке Красная папаха. Ну, а родная-то бабка звала её просто - Красная Шапка.  Носила Шапка чулки на резинке и ещё пирожки в корзинке.  Но это ещё не сказка, а просто словечек связка. Настоящие сказки живут в лесу дремучем да в кустарнике колючем.  Вот про это сейчас и речь, а ты слушай да не перечь.

Вот разок пошла наша Шапка через лесок. Навестить свою больную бабку старую тунеядку. Идёт-бредёт песни блатные поёт. Ничо не боится на пенёк отдохнуть садится. Тут, понятное дело, волк -курками-щёлк.

      - Отдавай, - говорит, - кусок от пирожка, а то хуже будет.

      -Не-е, - говорит Шапка, - не отдам. Я их бабке несу. Бабка раздобрится на меня завещанье

напишет. Она богата-а-я, жуть.

     - А давай, - говорит волк, - Я твою бабку порешу. Тебе сразу же завещанье, а мне пять кусков пирожка.

        - Это можно, - говорит Шапка, -  только пять кусков много, хватит с тебя и четырёх.

         - Ладно, - говорит Волк, - замётано.

      Только Шапка не дура была. Пришла она к бабке. Выцыганила себе завещанье. Позвонила волку, а заодно и топорникам из угрозыска.

              Волк, конечно, вбежал -  курками щёлк, пулей ба-бах. Ухандокал бабку. Тут и топорники подоспели. Повязали матёрого.

         А Шапка и наследство получила, и пирожки сберегла. Вот какая хозяйственная.