Александр Пушкин – Михаил Погарский

(переписка)

Предуведомление.

В 2013 году я был в гостях у одного моего знакомого физика Александра N. Мы сидели в его лаборатории, пили чудесный коньячный спирт, привезённый им с Кизлярского завода, куда он ездил по каким-то своим семейным делам. И N рассказывал удивительные вещи о петлях времени, о том, что необратимых процессов не бывает и время замкнуто само на себя. N уверял, что машины времени не фантастика, а реальность и, что он, якобы, уже сделал пробный образец для пересылки каких-либо небольших предметов (например писем) сквозь время. Однако до сих пор не решается его испробовать, опасаясь двух вещей: 1) есть опасность нарушения порядка вещей в современности; 2)он не знает, кому из серьёзных учёных прошлого он мог бы послать письмо, что бы его восприняли адекватно.

Я к этому времени был уже под благородными парами виноградного духа и ничуть не сомневался в существовании чудодейственной машины.

- Уж если писать, то Пушкину, - решительно заявил я.
- Пушкин адекватно воспримет, - сказал я.
- Пушкин гений, - добавил я.

N что-то покрутил деревянной отвёрткой в своём хитром приборе и сказал:

- Пиши, только пиши от руки и запечатай вот в этот конверт, адрес-то знаешь?
- Так это смотря в какое время писать, можно и в Питер на Мойку, можно в Москву, а можно в Михайловское или в Болдино.

- Давай в Болдино, - сказал N.
- Там помех меньше, - добавил он.

Вот так и родилась эта удивительная переписка.

                                                                                                              Михаил Погарский.

Михаил Погарский – Александру Пушкину. 9 сентября, 2013 года

Милостивый Государь Александр Сергеевич!

Не сочтите это письмо за бред сумасшедшего. И покорнейше прошу Вас дочитать его до конца. Письмо это прислано к Вам из будущего. Позвольте мне представить Вам самого себя. Я поэт и художник конца ХХ века Михаил Погарский. Мне безумно хочется задать Вам огромное количество вопросов, но в этом письме я ограничусь проверкой связи и попыткой доказать реальность своего существования. В качестве доказательств я могу написать известные мне факты о Вашем сегодняшнем дне и о Ваших ближайших планах, которые в этот день только Вам одному и известны. Я пишу Вам в 1830 год. Письмо должно попасть к Вам 9 сентября. И, стало быть, сегодня Вы написали или собираетесь написать письма Вашей будущей жене Наталье Николаевне, её деду Афанасию Николаевичу, а также Вашему друг и издателю Петру Александровичу Плетнёву. В этом письме Вы в частности пишете: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат! При ней пиши, сколько хошь, - а невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает…»

Вполне возможно, что Вы уже отправили эти письма и вдруг Вам придёт в голову мысль, а уж не агент ли я Третьего отделения, вскрывший их на почтовом тракте и подбивающий к Вам клинья. На этот случай я опишу Вам события, которые произойдут с Вами в недалёком будущем. Сегодня Вы закончили писать повесть «Гробовщик», первую из знаменитых впоследствии «Повестей Белкина». Ваша поездка в Болдино затянется на три месяца из-за холерного карантина. Потомки назовут этот период Вашей жизни «Болдинской осенью» и это будет, пожалуй, один самых плодотворных сезонов в Вашем творчестве. Этой осенью Вы напишете 30 стихотворений, среди которых будет одно из самых любимых мною - «Безумных лет угасшее веселье…», допишите 8-ю и 9-ю главы «Евгения Онегина», цикл потрясающе ёмкой прозы «Маленькие трагедии» и поэму «Домик в Коломне».

Дорогой Александр Сергеевич, верю в Ваш светлый и пронзительный ум, в Вашу непревзойдённую до сих пор никем гениальность и надеюсь на ответ. Если Вы соблаговолите ответить, то следует положить письмо в тот же самый конверт и отправить его обычной для Вашего времени почтой. Материал письма запрограммирован таким образом, что письмо подобно бумерангу вернётся ко мне по петле времени.

С глубочайшим почтением Михаил Погарский.

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 10 сентября, 1830 года

Любезный мой потомок Михаил,

Поверил Вам безоговорочно и сразу, т.к. письма мои лежали на столе ещё неотправленные, правда, чудесного пассажа о невесте, в письме Плетнёву ещё не было, так я его с Вашего позволения туда вставил, дабы не нарушать хода грядущей истории. Я сам часто ломал голову над природой времени и то, что оно может струиться по кругу и возвращаться назад не вызвало у меня особого недоуменья. 183 года срок не маленький и науки наверняка смогли в ваш век обуздать время. Благодарствую за прелестную строку «Безумных лет угасшее веселье…». С Вашей лёгкой руки элегия сегодня написана:

Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как горькое похмелье.
Но, как вино – печаль минувших дней
В моей душе, чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю мне будут наслажденья
Меж горестей забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Таков ли стих в будущем? Не наврали ли где издатели? Вопросов к Вам у меня, конечно же, тысячи. Многого, наверное, не пойму, но всё-таки расскажите как там у Вас. Неужели же меня до сих пор читают и помнят? Далеко ли шагнуло просвещенье? Стала ли Россия республикой или хотя бы Конституционной монархией? Интересно мне и Ваше личное творчество.

За сим смею откланяться с глубоким почтением и проч. Александр Пушкин

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 11 сентября, 2013

Дорогой Александр Сергеевич!

Я безумно рад Вашему ответу. Чудо общения с Вами переворачивает с ног на голову весь привычный мир. В моей душе задеты самые основы основ и если честно я в определённой растерянности. Такой рой вопросов к Вам, что и не знаю с чего начать? Но сначала отвечу на Ваши. Элегия «Безумных лет угасшее веселье…» дошла до потомков практически без изменений, за исключением одного слова. Похмелье стало не «горьким», а «смутным», что лично мне кажется более ёмким эпитетом. Возможно, Вы сами его и поправили позже. Вас до сих пор читают и помнят. О Вас написаны, горы литературы, гораздо больше, написанного Вами. Возник даже такой термин «Пушкиноведение». Но любимы Вы не только в Академической среде, но и среди литературной братии, и об этом говорит множество литературных анекдотов, сочинённых про Вас.

Просвещение с одной стороны вроде шагнуло и в России практически поголовная грамотность, но людей «понимающих», наверное, всё те же 3%, что и в Ваше время. Технический прогресс продвинулся далеко. Созданы приборы, посредством которых мы можем общаться практически с любым человеком, на любой точке нашей планеты. Человек долетел до Луны, запустил машины до Марса, Венеры, Юпитера и других планет, однако наряду с величайшими достижениями созданы и ужасные бомбы, запаса которых хватит, чтобы взорвать всю нашу Землю тысячи раз. В России сейчас юридически республика и во главе её стоит президент, но фактически власть его ограничена лишь номинально и он творит всё, что хочет без суда и без следствия. Взяточничество и казнокрадство достигло потрясающих размеров, честного чиновника нужно как Диоген искать днём с фонарём.

Крылатая фраза Вашего времени «В России две беды: дураки и дороги» актуальна и сегодня. Надеюсь, что Ваш прогноз из 7-й главы Евгения Онегина насчёт того что «Лет через пятьсот дороги верно/ У нас изменятся безмерно» оправдается. Конечно, скоростные шоссе Россию уже пересекли, но стоит отъехать чуть в сторону - всё та же грязь и ухабы.

Дорогой Александр Сергеевич напишите о том, что тревожит Вас? Какие мысли волнуют? Что для Вас самое главное в жизни?

С глубочайшим уважением, поклонник Вашего таланта Михаил Погарский.

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 12 сентября, 1830

Милый Михаил,

После Вашего письма душу мою переполняют смешанные чувства. С одной стороны мне безумно радостно, что труды мои не пропали даром и читаемы, а с другой стороны больно и горестно за Россию, и что же ей бедной так не везёт с правителями? Строчку в элегии поправил, «смутное похмелье» не в пример лучше «горького». Очень потешило самолюбие моё, что наш брат литератор насочинял про меня анекдотцев. Любопытство моё разыгралось безмерно, и я с нетерпением жду, что в очередном письме Вы поделитесь со мной этими весёлыми историями. Вы спрашиваете, что меня волнует? Я сейчас в определённой радости и тревоге о предстоящей женитьбе. Озабочен также хлопотами с наследованной мной деревенькой Болдино. Но помимо тягомотных забот здесь прелестно! Вообразите: степь да степь, соседей ни души, езди верхом сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается – никто не помешает!

Вы спрашиваете, что для меня самое главное в жизни? Сама жизнь и есть главное! И я благодарен Богу, просто за то, что я есть. И, конечно, творчество, без него я себя не мыслю. Когда прикасаюсь к перу, становлюсь совершенно другим человеком (да и человеком ли?), весь я как будто продолжение пера, персонаж самой рукописи… Поэзия, язык, культура – вот мои краеугольные камни.

Конечно же, бесы искушают меня спросить о своей судьбе: что меня ждёт впереди? И долго ли мне осталось быть странником этого мира? Но я с этими искушениями борюсь и твёрдо верю в то, что и Вам в Вашем туманном будущем далеко не всё ведомо обо мне и если время может двигаться по петле, то и исторических судеб может быть несколько. Но позволю себе полюбопытствовать какие веяния сейчас у Вас в искусстве, литературе, обществе?

Был несказанно рад нашему общению, Александр.

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 13 сентября, 2013

Дорогой Александр Сергеевич!

Выполняя Вашу просьбу, шлю Вам несколько анекдотов с Вашим участием.

***

Известный русский писатель Иван Иванович Дмитриев однажды посетил Пушкиных, когда будущий поэт был еще маленьким мальчиком. Дмитриев стал подшучивать над оригинальным личиком Пушкина и сказал:
— Какой арапчик!
В ответ на это десятилетний Пушкин вдруг неожиданно отрезал:
— Да зато не рябчик!
Можно себе представить удивление и смущение старших. Лицо Дмитриева было обезображено рябинами, и все поняли, что мальчик подшутил над ним.

***

Вскоре после моего выпуска из Царскосельского лицея я встретил Пушкина, который, увидав на мне лицейский мундир, подошел и спросил: «Вы, верно, только что выпущены из Лицея?» — «Только что выпущен с прикомандированием к гвардейскому полку,— ответил я.— А позвольте спросить вас, где вы теперь служите?» — «Я числюсь по России»,— был ответ Пушкина.

 * * *

А. С. Пушкину предлагали написать критику исторического романа г. Булгарина. Он отказался, говоря: «Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь».

* * *

И. И. Дмитриев, в одно из своих посещений Английского клуба на Тверской, заметил, что ничего не может быть страннее самого названия: Московский Английский клуб. Случившийся тут Пушкин, смеясь, сказал ему на это, что у нас есть названия более еще странные:
— Какие же? — спросил Дмитриев.
— А императорское человеколюбивое общество,— отвечал поэт.

Вы спрашиваете о веяниях в нашем современном искусстве, боюсь, что здесь я Вас сильно разочарую. В наше время искусством может считаться откровенное непотребство. Например, разденется человек голым, наденет на шею ошейник и давай прохожих кусать, типа у него арт-акция в защиту собак. Или того пуще наложит кучу экскрементов в музее и уверяет, что тем самым протестует против мёртвого искусства, а то, к примеру, «художники» хер на мосту через Неву нарисовали (сейчас мосты разводные), и когда мост развели то хер поднялся аккурат напротив нашей охранки, что конечно было превесело.

С глубочайшим пиететом, Михаил Погарский.

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 14 сентября, 1830

Милый Михаил,

Позабавили Вы меня чрезвычайно! Анекдотцы прислали преотличнейшие и что характерно, если того что в них описано и не было, то вполне бы могло и быть! А про рябчика Дмитриева всё верно - был такой случай. С нетерпение жду от Вас новых историй. Ваше письмо подтолкнуло меня к тому, чтобы тоже завести отдельную папку под собрание исторических и литературных анекдотов, думаю назвать её по-английски Table-talk или застольные беседы. Буду собирать туда всякую всячину, дабы сохранить для потомков живую канву нашей жизни. Вот сегодня занёс в неё пару чудесных историй про любимого и уважаемого мной Баркова.

Барков заспорил однажды с Сумароковым о том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся в своем кабинете, оставя Баркова в гостиной. Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушёл и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу и — — — .

***

Сумароков очень уважал Баркова как учёного и острого критика и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений.

Барков пришёл однажды к Сумарокову. „Сумароков великий человек! Сумароков первый русский стихотворец!“ — сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а
Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему: „Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец — я, второй Ломоносов, а ты только что третий“.
Сумароков чуть его не зарезал.

А вот ещё про Дельвига с Рылеевым.

Дельвиг звал однажды Рылеева к девкам. „Я женат“, отвечал Рылеев. — „Так что же, сказал Дельвиг, разве ты не можешь отобедать в ресторации, потому только, что у тебя дома есть кухня?“

Касательно того что у Вас творится с искусством. Наряжаться собакой и кусать людей, а также испражнятся в музее, разумеется, преглглупо, а вот поднять гигантский хер на охранку, как вы изволили выразиться, действительно превесело. А что у Вам сейчас происходит с поэзией? Есть ли достойные? И кстати просил Вас поделиться и Вашим искусством.

За сим остаюсь в приподнятом настроении Александр Пушкин.

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 15 сентября, 2013

Дорогой Александр Сергеевич!

Рад, что Вам понравились анекдоты. Осмелюсь выслать на Ваш суд мои небольшие фантазии, также связанные с Вами. Из этих историй мы отпечатали книгу 6 июня 1999 года в Ваш двухсотлетний юбилей, тиражом 37 экземпляров. Вот эти истории:

***

Как известно, у Пушкина была шляпа. Такая вся из себя высокая и чёрная. По-научному шляпа называлась цилиндр. И поэтому Пушкин любил о себе говаривать: ≪Я пока, что одноцилиндровый Пушкин. Но ничего, накоплю денег, куплю ещё одну шляпу и стану двухцилиндровым. Потому как по нашим дорогам с одним-то цилиндром не пройти, не проехать≫.

***

Но, тем не менее, Пушкин часто разгуливал по округе, имея всего-навсего один цилиндр.

Обычно, Пушкин надевал свой цилиндр на голову, но иногда, забывшись, собирал в него грибы и другие посторонние предметы.

***

Однажды в их деревню приехал фокусник и показал, как из шляпы нужно вытаскивать зайцев, голубей и прочую разную живность.

И тогда Пушкин тоже попробовал использовать шляпу в полезных целях. Он специально писал какое-нибудь плохое стихотворение и бросал его в шляпу, рассчитывая вытащить из неё настоящий шедевр. Однако этот фокус выходил довольно редко, зато обратный получался совсем неплохо. Если в шляпу бросить вполне хорошие и гладкие стихи, то обратно их можно было достать все помятые, скомканные, а иногда даже и рваные. (Так впервые Пушкин научился делать рваные рифмы).

***

В общем, шляпа стала у него настоящим помощником. Случалось, что он заказывал ей даже вольные переводы с латинского. Бросит туда, например, ≪Памятник≫ поэта Горация, а

вытащит уже «Памятник» для себя и, причём не просто какой-нибудь, а самый что ни на есть нерукотворный. И то сказать: откуда ж у шляпы руки.

***

Иногда Пушкин заглядывал в пустую шляпу и спрашивал: ≪Пушкин! Где ты? Где ты? Пушкин!≫ А потом, нахлобучив шляпу по самые уши, отвечал: ≪Ага, нашёлся!≫

Вот такая была шляпа у Пушкина, и все ему конечно завидовали.

О нашей поэзии отвечу Вам в следующем письме.

С глубочайшим почтением, Михаил Погарский

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 16 сентября, 1830

Милый Михаил,

Благодарствую! Да братец, ты мой ничего не скажешь, уважил! Хохотал просто до колик. Вот уж точно по нашим дорогам нужно с двумя цилиндрами ходить, чтобы вместо камней их использовать, переходя через лужи! Отличная идея про «Памятник», я уже слышу в себе первые строки: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный! / К нему не зарастёт народная тропа…» Обязательно когда-нибудь напишу. А что за странный тираж у книги? 37 экземпляров это же и по нашим меркам - кот наплакал.

У нас вовсю свирепствует холера, как ты и писал в первом письме, видимо затянется моё пребывание в Болдино. Но с появлением нашей удивительной переписки время летит незаметно, меряю его от одного письма к другому. Читаю проповеди нашим мужичкам о холере, что со стороны должно было бы выглядеть презабавно. Закончил два дня назад «Станционного смотрителя» сейчас корплю над «Барышней-крестьянкой». Пишется легко и на подъёме. Проза получается ёмкая и сжатая без размусоливания и всяких там пейзажиков.

Мой друг Баратынский говорит, что в женихах счастлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Видимо моё волнение о будущем и притянуло его сквозь века.

С нетерпением жду новых писем, Александр.

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 17 сентября, 2013

Дорогой Александр Сергеевич,

Вы даже представить себе не можете, как мне было приятно получить Ваш отзыв, ну представьте, что Ваши заметки о Шекспире в Table-talk, пришлись по душе великому драматургу, вот и у меня примерно сейчас такие же чувства.

Обещал Вам написать пару строк о нашей поэзии. Разумеется, настоящие поэты есть, и ниточка, идущая от Вашего творчества не прервалась. Однако много есть пустого и наносного. Рифма практически во всём мире упразднена, и лишь Россия продолжает с ней активно работать. Среди поэтической братии веет дух экспериментаторства с формой, и порой за формальными уловками, забывается самая суть и предназначение поэзии, её сакральная миссия. Последние годы ХХ века в искусстве, философии и литературе правил бал так называемый «Постмодернизм», провозгласивший что «всё есть искусство», в результате получилась жидкая и невнятная каша. В поэзии, да и в целом в искусстве был очень распространён приём цитирования, смешивания, мешанины. Современный «поэт» часто забывает о работе души, и спешит поживиться готовеньким. Ну, вот, к примеру, возьмёт он два хороших стихотворения, допустим, Ваше «Я помню чудное мгновенье…» и «Парус» Лермонтова, и сделает из них одно плохое, ну как-то так:

Я помню чудное мгновенье:

В тумане моря голубом!..

Как мимолетное виденье,

Что ж кинул я в краю родном?..


Шли годы. Бурь порыв мятежный

Где мачта гнётся и скрыпит...
Где я забыл твой голос нежный,

Что не от счастия бежит!

В глуши, во мраке заточенья

Над ним луч солнца золотой...
Без божества, без вдохновенья,

Как будто в бурях есть покой!

И сорвёт аплодисменты у скучающих дам и отъевшихся критиков.

На том прощаюсь с глубочайшим уважением Михаил Погарский.

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 20 сентября, 1830

Милый мой Михаил,

Спасибо! Обязательно вставлю в Table-talk несколько пассажей о Шекспире, это конечно глыба! А что это за Лермонтов? Судя по строчкам, весьма талантлив.

У нас задождило, и если бы не Ваши письма, которым не страшна никакая непогодь, то было бы совсем грустно. Я вопреки Вашим предсказаниям подумываю о возвращению в Москву, пугают, конечно, 5 карантинов, в каждом из которых я должен провести по 14 дней и утешением помимо Ваших писем может служить мне только та мудрость, с которою устроены дороги отсюда до Москвы: представьте себе окоп с каждой стороны, без канав, без стока для воды; таким образом, дорога является ящиком, наполненным грязью; зато пешеходы идут весьма удобно по совершенно сухим тропам вдоль окопов и смеются над увязшими экипажами.

Очень меня опечалило плачевное состояние рифмы в ваши дни, я понимаю всю сложность и важность её сохранения сам много работаю над разными способами сочетания слов и вот сегодня, размышляя о божественном происхождении рифмы, написал короткое стихотворение:

Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея.
Феб, увидев её, страстию к ней воспылал.
Нимфа плод понесла восторгов влюблённого бога;
Меж говорливых наяд, мучась, она родила
Милую дочь. Её приняла сама Мнемозина.
Резвая дева росла в хоре богинь - аонид,
Матери чуткой подобна, послушна памяти строгой,
Музам мила; на земле Рифмой зовётся она.

Дружеский поэтический поклон Вам, через столетия. Ваш Александр.

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 21 сентября, 2013

Дорогой Александр Сергеевич,

Меня, как и Вас, мучает искушение, поделиться своим знанием о Вашей судьбе, предостеречь от определённых опрометчивых поступков, но я всеми силами борюсь с этим, понимая, что могу своим знанием лишь навредить. Ведь скажи я Вам: опасайтесь этого имярека, или избегайте таких-то мест, мыслей, поступков… так Вы же со своим непокорным характером наоборот на рожон полезете, судьбу на прочность испытывать будете. Вот поэтому-то я и избегаю этой запретной для меня темы.

Общение с Вами с безумной силой разогрело моё любопытство и я осмелюсь задать Вам несколько невинных на мой взгляд вопросов: Права ли А.П. Керн, утверждавшая, что единственной Вашей постоянной привязанностью являются карты? (Я по молодости отдавал им должное с преизбытком). Действительно ли Вы не попали на Сенатскую площадь на восстание декабристов из-за зайца, перебежавшего дорогу? И так ли, что Вы сказали Николаю I «случись Вам в этот день быть в Петербурге, Вы были бы вместе со своими друзьями»?  В характеристике Ленского: «Он из Германии туманной / Привёз учёности плоды…», эпитет туманной относится к Германии или к учёности?

Вопросов подобного рода у меня множество, но я боюсь утомить Вас своим любопытством.

Посылаю Вам ещё несколько анекдотов. Достоверны ли они?

                                              * * *
Однажды император Александр I, ходя по классам, спросил: «Кто здесь первый?» — «Здесь нет, Ваше императорское Величество, первых, все вторые»,— отвечал Пушкин.
                                              * * *
Н.И. Тургенев, быв у Н.М. Карамзина и говоря о свободе, сказал: «Мы на первой станции к ней».— «Да,— подхватил молодой Пушкин,— в Чёрной Грязи».
                                             * * *
На одном вечере Пушкин, ещё в молодых летах, был пьян и вёл разговор с одной дамою. Надобно прибавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная поэтом, она сказала:
— У вас, Александр Сергеевич, в глазах двоит?
— Нет,    сударыня,— отвечал    он,— рябит!   

С нетерпением жду Вашего ответа, с уважением Михаил Погарский

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 22 сентября, 1830

Дорогой мой Михаил,

Спасибо Вам, что не поддались искушению и не ударились в пророчества. Вы правы, характер мой не позволяет мне пасовать перед судьбой.

Карты, как Вы знаете по себе, вещь увлекательная, и меня в ней не столько интересует выигрыш (хоть и он всегда щекочет кровь), сколько человеческие типажи. За одну игру в карты человек порой познаётся сильнее, чем за месяц знакомства.

Зайчишка, да уберёг меня от ссылки в Сибирь, да уж не знаю во благо ли? Государю точно надерзил, да и как было при таком вопросе не дерзить?

Про Туманную Германию/учёность, задумывал некую двойственность. Для тех читателей, кто слабо отличает Германию от Англии, туманной должна быть Германия, а вот ежели читатель более просвещён, то ему достаётся «туманная учёность Ленского»

Анекдоты прелестны, и все основаны на реальных фактах. Удивительное дело, что этим маленьким эпизодам удалось проскочить сквозь века.

Сегодня мне не спалось, и я во время бессонницы позволил своему подсознанию прорваться в стихи, кажется, получилось изрядно.

Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздаётся близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня...
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шёпот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовёшь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу...

За сим остаюсь в ожидании скорейшего ответа. Александр.

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 24 сентября, 2013

Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич,

У меня сегодня маленький праздник – день рождение. Уже полвека как я скитаюсь в многогранных поисках по нашему белому свету. По традиции я сел с утра на велосипед и поехал купаться в нашей речке. Я сидел на мостках, греясь на осеннем солнышке, и вдруг из вод глянула на меня настоящая черепаха, что для наших мест абсолютно неожиданно. Рыболовы удили рыбу. Стояла торжественная утренняя тишина. Я выпил глоток коньяка и закусил спелым антоновским яблоком. Это поразительно, но и у меня сегодня ночью была бессонница, и я тоже писал стихи, доверяясь подсознательным образам. Кажется, что энергия ночи пропитала их лирический строй:

Прийти в себя и выйти из пространства.
Такие вот неспешные дела…
Сегодня мне близки непостоянство
Бокала, смысла, ветра и пера…

Сегодня я вычитываю строки
Дождей осенних и раскосых дней,
Сегодня мои мысли одиноки,
И в одиночестве ночует грусть ночей…

Ваши замечательные и пронзительные «Стихи, сочинённые ночью во время бессонницы» вошли в золотой реестр вашего творчества. К ним неоднократно обращались литературоведы, а поэты многие значительные поэты устраивали с ними поэтическую перекличку.

Пусть вдохновение не оставляет Вас этой осенью, низкий поклон вашему таланту. Михаил Погарский

Александр Пушкин – Михаилу Погарскому, 25 сентября, 1830

Дорогой мой Михаил,

От всей души поздравляю Вас с днём рождения. Пятьдесят лет срок не маленький, получается я совсем ещё мальчишка по сравнению с Вами. Стихи Ваши наполнены светлой осенней печалью и именно сейчас очень близки и понятны мне. Одиночество хорошо в меру и безусловно необходимо поэту, также как и весёлый кутёж, карты, вино и женщины. Присылайте ещё, буду очень рад и признателен. Вы ведь в привилегированном положении находитесь и у Вас есть возможность читать даже те стихи, которых я ещё не написал. Но с другой стороны, я не до конца уверен всё ли написанное мной дошло до Вас, поэтому посылаю очередное стихотворение, или скорее заклинание, которое я написал сегодня на прогулке, мучаясь своим одиночеством.

Заклинание

О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые,
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустеют тихие могилы —
Я тень зову, я жду Леилы:
Ко мне, мой друг, сюда, сюда!

Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Приди, как дальняя звезда,
Как легкий звук иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне все равно, сюда! сюда!..

Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба,
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь... но тоскуя
Хочу сказать, что всё люблю я,
Что всё я твой: сюда, сюда!

Ещё раз мои поздравления, очень надеюсь на скорый ответ. Александр Пушкин.

Михаил Погарский – Александру Пушкину, 26 сентября, 2013

Дорогой Александр Сергеевич,

Спасибо, за тёплый отзыв, за поздравления и за превосходное стихотворение. Я полностью согласен с Вами, что одиночество вещь печальная, но необходимая. К сожалению в современном мире даже обычного уединения добиться бывает не так-то легко, и не то чтобы не осталось глухих и безлюдных мест, слава Богу не все уголки планеты человек охватил своей бурной деятельностью. Просто темп жизни необычайно вырос, и человечество окунулось в какую-то бесконечную гонку за фантомными радостями, людей умеющих уединяться и погружаться в добровольное одиночество становится всё меньше и меньше.

Дорогой Александр Сергеевич мне безумно лестна Ваше похвальное слово о моих стихах, Вы даже и не представляете насколько это важно для меня. Осмелюсь выслать Вам ещё одно стихотворение, написанное сегодня.

Что-то такое важное, толи скрипка, толи трамвай
Звучала или стучал...

Были какие-то хлопоты. Ветер. Переполох.
День начинался с оттепели.
Был не хорошо и не плох...

Кажется, я настраивал струны или WiFi
Слушал сигналы радио. Слушал души сигнал...

Медленно, очень медленно
Крался за звуком звук...
Струны рвались растерянно,
День замыкался в круг...

Послесловие