1. Создание Голема

Жил-был мудрый Ёжик, который любил читать наставления. Но кому нужны твои наставления, если каждый гриб знает, как ему расти, и каж­дое солнце знает, как ему светить; а что касается собратьев ежей, так они, непутёвые умирают каждую осень вместе с облетающей листвой и по­жухлой травой, с тем, чтобы снова родится ранней весной рядом с лило­выми подснежниками и умирающим снегом, удивляясь неустанно жизни и смутно припоминая, что всё это уже когда-то было... Никто не верил мудрому Ёжику, что после осенней смерти наступают странные времена, когда с неба падают холодные перья, а реки коченеют от холода и стано­вятся твёрдыми, аки камни. Никто не верил ему, что осеннюю смерть пе­рехитрить не так-то и трудно, и, что он ел твёрдую воду, что он знает тайну веков, что он может научить бессмертию. Никто не верил...

И тогда мудрый Ёжик вылепил себе колобка, нарисовал ему глаза, чтобы колобок мог видеть его, нарисовал ему уши, чтобы колобок мог слушать его, рот рисовать не стал, чтобы колобок не перебивал его, но слепил ему руки, чтобы тот мог здороваться с ним, и это, кстати, ока­залось ошибкой мастера, ибо колобок, глядясь в лесную лужу, сам нари­совал себе довольно кривенький ротик, через который у них потом с из­бытком было неприятностей.

Ёжик окрестил колобка Големом и тут же начал читать ему наставле­ния.

2.Как избежать полосатой жизни

- Если ты не хочешь, чтобы жизнь казалась тебе в полоску, никогда не гляди на неё сквозь иголки, растущие на спине,- поучал мудрый Ёжик своего нового друга.

- Но послушай ,Ёжик, у меня нет иголок,- возразил колобок.

- Это поправимо,- сказал Ёжик и воткнул в его лысую голову сосно­вую ветку.

3. Об относительности вреда

- Плюнь тому в глаза, кто тебе скажет, что мухоморы есть вредно, ибо вред понятие не абсолютное.

Колобок, ничтоже сумняшеся, тут же прицельно плюнул в правый глаз проходящей мимо почтенной ежихи. После чего оба они загремели в лесную милицию, где милицейские волки основательно намяли им бока и намылили

шею. По части боков особливо досталось колобку,  ибо каждый знает, что

бить ёжиков - это себе дороже.

И вот потрёпанные и покусанные они сидели у родного пенька за горсткой грибов мухоморов и вели свои бесконечные разговоры о смысле жизни и о последствиях применения теоретических воззрений.

- Кстати, колобок, а почему ты плюнул в глаза той почтенной ежи­хе, ведь она не сказала ни слова о вреде мухоморов?- поинтересовался Ёжик?

- Неужели ты думаешь, Ёжик, что она могла бы сказать по-друго­му?!- изумился колобок.

- Никогда не ставь себя на место другого, это всегда приводит к непоправимым ошибкам,- констатировал Ёжик.

4. Неожиданная угроза истории

Однажды Ёжик и колобок, основательно набравшись мухоморов, решили набить серые морды стражам лесного порядка, за все обиды свои и униже­ния, что привелось им вынести в недалёком прошлом.

На их счастье волки не едят печёное тесто и не любят возится с ежовой колючкой, а то история наша могла бы кончиться, так толком и не развернувшись на всю колючую поднебесную.

5. Ёжкины элегии

Как-то раз, Ёжик, хряпнув с утречка пару молоденьких мухоморчи­ков, впал в элегическое настроение и написал вот такие стихи:

Съел мухомор

И жизнь пошла в горошек -

Нора неубрана,

Не собраны коренья...

На что колобок, кирнувший на рассвете аж целых три приличных му­хомора, весьма философически заметил:

Зачем рыть норы,

Собирать коренья?

Съел мухомор,

И сразу жизнь в горошек!

6. Поиски истины

-Где ж это ты, перезрелый репейник, так без друга-то намухоморил­ся?- спросил колобок, вытаскивая Ёжика из придорожной канавы, забред­шего туда не иначе, как в поисках истины.

На что Ёжик (нечитавший, заметим, философских трактатов) весьма гордо ответствовал:

- Голем мне друг, но истина дороже!

- Эх, ёж, верблюжья колючка! Неуж не знаешь ты, что только кол­лективный разум способен разгадать извилистую истину канавы,- сказал ему на это колобок.

7. Несовершенство мира

Как-то в среду, колобок с Ёжиком, наколдырявшись поутряни мухомо­ров, написали на песчанном плёсе реки Торопливой вот такие стихи:

Река торопливо зачем-то

Несёт в никуда свои бурные воды...

А на другом берегу

Под раскидистой елью

Выросло, словно для нас,

Красно-белое чудо.

Если б ударил мороз

И сковал эту бурную реку,

Мы, аки посуху,

Вышли б к желанному брегу.

Жаль, что суровой зимой

Не растут на снегу мухоморы.

Написав эти стихи Ёж с колобком ушли в лесную чащу, обсуждая не­совершенство мира и сетуя на божественную несправедливость.

8. О возвышении

- Ты зачем это, лысая лепёшка, на ель забрался, иль повеситься решил, иль с высоты примечаешь места, где растут мухоморы?- почти что стихами допрашивал ёж колобка.

- Вишь ли, колючий отец и поддатый учитель, мне захотелось по­жить, хоть немного, возвышенной жизнью,- в тон Ёжику буровил колобок.

- Тьфу  тебя,  ёжкина мать,  раскудри её в душу!  Нечто не знаешь

плешняк, что лишь в духе возвысится можно?

- В духе, конечно, за галстук загнав мухоморов, видишь глубины высот недоступных обычному зренью, и, не поняв до конца своих мутных желаний, лезешь на ёлку, её перепутав с ежихой.

Вот какой случай случился в средине недели с маленьким, груст­но-поддатым печёным комочком.

Ёж тому случаю долго дивился и думал, может слепить для румяного друга подружку? Пресную, пышную, круглых боков колобчиху? Ну её к би­су, решил он в конце философски, будет, пожалуй, дружка отучать мухо­морить.

9. Разумен ли Homo sapiens?

Однажды Ёжик с колобком, приняв на грудь по восемь мухоморов, на солнышке у старого пенёчка всерьёзе обсуждали человека.

- Я думаю, что вряд ли он разумный,- вот так сказал видавший виды Ёжик.

- Во-первых, он зачем-то нацепляет на тело на своё цветные тряп­ки, в которых его видно за версту, что вызывает смех и удивленье. По­том, он ездит на железных коробчонках, в которых задохнуться нету про­ще, а если повезёт - не задохнёшься, то разобьёшься, или что ещё. И, наконец, не ест он мухоморы и более того, пинает их ногами, иль топчет в варварстве своём лесное чудо.

- Однако, помнишь, ёж, что раз за человеком нашли с тобой мы странную водичку, оставленную им в стеклянной таре. От той водички мы с тобой тащились ничуть не хуже, чем сейчас от мухоморов.

- Возможно, ты и прав, блестящий шарик.., Как всё непросто в этом странном мире!

10. Одажды утром

Однажды муторным мокрым утром, когда древний северный ветер бере­дил тоскующие души. Дерябнув три-четыре мухомора, наш колобок ушёл по­колобродить. Ему кололо правый бок с похмелья, как раз то место, где бывает печень. Но у печёных тварей есть ли печень? Тем более, когда всё тело - ни что иное, как сплошная голова. Как много этой головы ему досталось! Тем более, когда болит она с похмелья! И колет бок, иль что там у него? Щеку? Ужасно! И друг колючий где-то потерялся. За шуткой дружеской и муть куда-то сходит. Кругом ломает, но на сердце хорошо. И чувствуешь, что ты похож на солнце, такой же круглый, светлый и дур-

ной. А там, глядишь, отыщем мухоморчик, пригубим по чуз-грам и запоём:

И северный ветер шумит надо мной

Лесною грибашкой, травой зверобой.

И сердце лавиной, и песня лавиной,

Тебе половина и мне половина, а-а.

11. Спор о времени и месте

Случилось так, что Ёжик с колобком, пригнув к нулю двенадцать му­хоморов и закусив отборным тараканом, подняли спор о времени и месте.

- Не место,- говорил мухмортый Ёжик,- болтать о вечности на дне лесной канавы, когда язык цепляется за корни, и вкус от этого во рту какой-то кислый.

- А я считаю, что вполне достойно постигнуть вечность в глубине канавы, когда язык нащупывает корни, и вкус Земли во рту без горечи с кислинкой, - так колобок сказал и заблестел на солнце.

12. Непонимание

Весь лесной мир давно плюнул на круглых мухомориков, грязных, непросыхающих, поющих непонятные песни, и практически разучившихся го­ворить прозой, хотя, разумеется их ахинею ни-в-коем-случае-нельзя и близко относить к стихам.

Колобком и Ёжиком пугали лесных детей. Приводили их в отрицатель­ные примеры. Вот, мол, ни норы у них нет, ни жратвы, ночуют там где мухомор найдут, нет мол от них ни какого проку и даже потомства, ибо какая же мать с дуру решится рожать своего дорогого ребёнка (зайчонка, волчонка, слонёнка) от этого смухоморившегося Ёжика или, тем паче, от его печёной голяшки, которая, ко всеобщему удивлению умела ходить, му­хоморить и даже петь песни.

Но сказать по правде, Ёжику с колобком было всё-таки жалко своих излишне правильных братьев, и они, как могли, пытались скрасить их тёмное существование в сырых норах и мрачных углах. Возможно, забота их была не ахти уклюжей, но они старались изо всех своих круглых сил.

Обычно, кирнув по маленькому, они дарили ночной тишине немного грустную и очень добрую песню:

Крас-но-белое чу-до на зе-лёной поля-не

Ты отку-да взяло-ся и зачем тут рас-тёшь?

Два закрученных дру-га жизнь живут как в тумане,

И без этого чу-да вряд ли ты их пой-мёшь!

13. Про Данела

Вообще говоря, в лесу, помимо прочего люда, жил некто Данел. Что за зверь такой и зачем здесь живёт никто толком не знал и не ведал. Данел этот был весьма странный малый и занимался, надо сказать, дюже непотребным делом, то есть, собственно говоря, ничем иным, как помеча­нием ежей. Его так и звали - Данел, обметил ежей. Данела этого хлебом не корми - дай только ежа пометить. Как увидит ежа, так сразу же всё бросит, подбежит к нему и ногу, стало быть, заднюю задерёт. Ну ежам понятное дело на эти его пометки плевать. Что с него взять с Дане­ла-то? Придурок, он завсегда придурок. Однако нашему Ёжику такие вот развлечения были не по нутру и он этого самого Данела к себе ближе чем на сто колючек не подпускал. А его друг колобок, известный закрутчик слова и дела, мухоморчика, естественно, дёрнул и придумал вот такую Дразнилку-Данилку: "О, Данел, обметил ежей, а купи кожурки кружок и пукай ежели тем боле надо!" И самое обидное было в том, что читая дразнилку-данилку шиворот-навыворот, то бишь справа налево, вы получа­ли, как ни странно, абсолютно то же самое, так, что даже случайно за­ходившие в лес китайцы понимали всю её накругло-бестолковую сущность. А Данел плакал от горя, рвал на себе шерстяную шубку и зарывался с го­ловой под землю. И в конце-концов, стал работать кротом. На что коло­бок весьма неглупо заметил: "Тоже мне

КРОТ

тор в тебя в рот"

Причём, ежели это замечание наобормот прочесать, то вообще выхо­дит сплошное непотребство. И особенно уж это обидное "ТОРК" выводило новоявленного крота из себя. И тогда Данел от обиды, а возможно и от гордости ослеп, да так и ходил ослеплённый. А Ёжик по этому поводу вот как сказал:

Будешь знать

Куда поссать.

А колобок, между прочим, добавил:

Палиндром тебе в печёнку,

Пысай брат Днел в сторонку,

Помогай расти грибам,

Будет что замазать нам.

Мухоморы удобряй,

А ежей не задевай!

14. Житие старого Пентюха

И ещё, некстати будь сказано, в том самом лесу жил-был старый Пентюх. Ну это только так говорится жил-был, а на самом-то деле он ещё ой-ё-ёй как жил: выйдет себе эдак на рассвете поживёт в своё удоволь­ствие, да и был таков. Собственно, и не стоило бы здесь разводить ту­русы на колёсах о житии старого бытии Пентюха, если бы наш знакомый колобок не увековечил его в своих лесных виршах, Вот таких:

Бывают Пентюхи на свете

Жуют крапиву на рассвете.

Того они не понимают,

Что жизнь бездарно прожигают.

И в конце там ещё, кажется, было знаменитое:

Тара-рара-рару-рум.

А может быть даже и так:

Содом-гомор-боржом

Другое дело мы с Ежом.

И ещё, не к рифме будь сказано, Пентюхов этих в округе - хоть пруд пруди.

15. История о неправильном комаре

Да, кстати, чуть не забыл рассказать вам историю о неправильном комаре. А впрочем, почему "чуть не"?

16. Игра в чипер-грппер

Между прочим, колобок с Ёжиком очень даже любили играть в чи­пер-гриппер. Чипер-гриппер - это такая игра, где каждое правило пуска­ется на лево, в результате чего все правила буквально испаряются, и

каждый играет в чипер-гриппер как хочет.

Например, колобок говорит Ёжику:

- Ну что, небритый, давай кто первый упадёт на дно канавы, тот проиграл, а может быть и выиграл, ведь тут с какого верху посмотреть.

- Кому ты хочешь проиграть, лепёшка, во мне течёт не молоко, а кровь!- вот так, к примеру, мог бы Ёж ему ответить.

17. Появление Заблудшей овечки

В один из тихих летних дней колобок с Ёжиком сидели по обыкнове­нию у любимого пенька, похрустывая свежим мухомором, и вдруг оку­да-ни-возьмись на лесной поляне появилась заблудшая овечка.

* * *

Или, пожалуй так:

В один из тихих летних дней колобок с Ёжиком сидели у любимого пенька, поднабираясь свежим мухомором, и вдруг откуда-ни-возьмись предстала перед их пятнистым взором кудрявая заблудшая овечка.

- Не понимаю,- говорит,- как можно, кислятину такую потреблять?

- Для жука скарабея и куча дерьма - именинный пирог,- философски заметил Ёжик.

- Я хотела сказать, как можно есть эту кислятину в горошек, когда полно вокруг бледнеющих поганок растёт на радость нам на белых тонких ножках?

- Однако же!- воскликнул колобок.

- Видите ли мадемуазель овечка, ещё в моём далёком, самом первом детстве я слышал от своей колючей мамы, что если есть бледнючие поган­ки, то можно и иголочки отбросить,- сказал умудрённый накопленным опы­том Ёжик.

- По правде сказать, и моя кучерявая мама всегда говорила: "С по­ганок откинешь копытца!", но мой долгий опыт общения с этими бледнень­кими существами, показывает, что максимум, что можно и откинуть - гус­тую пелену, застившую глаза и старые истёртые воззренья на наш прек­расный и подлунный мир,- сказала им мадемуазель овечка.

- Однако! - восхитился колобок.

- Век жуи, век учись,- констатировал Ёжик.

18. Где нет пророков?

После того, как заблудшая овечка научила колобка и Ёжика общению с бледными поганками, наши друзья и думать не думали вернуться к мухо-

морам. Раздавив, по обыкновению, на троих пару бледнушек, они сидели у

лесного пенька застывшей композицией а-ля Андрей Рублёв,  изогнув взор

на развёрнутый угол и рассматривая не внешний горошек суетной жизни, а

бледные глубины истосковавшейся по неземной красоте души.

Иногда лесной народ, полагая, что они наконец окочурились, сдавал их милицейским волкам или санитарным шакалам, но, зная несносный ха­рактер неразлучной троицы и не желая с нею возиться, стражи чистоты и порядка бросали их в ближайшую канаву и с чистой совестью продолжали нести свою нелёгкую службу.

К истории этой вполне применим вот такой афоризм: "Нет пророка в своём лестничестве".

19. Ёжик-революционер

Получилось как-то так, что однажды с большого бледно-поганого бу­дуна мадемуазель овечка и колобок потеряли Ёжика, и ко всем прочим их бедам по всей округе, как табун кабанов прошёл: не то что поганки, или на худой конец мухомора, волчьих ягод и тех не осталось. В тоске и пе­чали, падая и спотыкаясь, уходили овечка и колобок на восток в надежде отыскать лазурный берег и друга своего, пропащего Ежа.

Точных сведений о том, нашли ли они свою голубую даль, не имеет­ся, но пропащий Ёжик ко всеобщей радости отыскался. Он лежал в придо­рожной канаве, где злые шутники связали бедолаге лапки. Но, поскольку Ёжик наш не хило припоганил перед этим, то ему всё это было до белой лампочки. он лежал на спине и выкрикивал в пространство революционные стихи, не заботясь о рифме и ритме:

Заковали Ёжику руки,

Завязали Ёжику ноги.

Но глаза закрыть не сумели!

Ведь глаза-то смотрят вовнутрь!

Не сумели выключить мысли,

Ведь врагам они не подвластны.

Все считали - он хмырь прокислый,

А он был для них божий пастырь.

Потом послышались какие-то музыкальные хрипы и вздохи, как-будто кто-то настраивал разбитое фортепьяно, и полилась негромкая песня:

Ля-ля-ля, жу-жу-жу,

По вселенной я брожу.

По вселенной я брожу,

Свою паству бужу.

20. Детство Ёжика

В долгие летние утры Ёжик любил рассказывать байки о своём первом детстве. Оказывается у Ёжика была очень строгая мама, за малейшую про­винность она тут же лупила его по голове чем попало. Доставалось ему ну просто ни за что - подумаешь засунул младшего братишку в пасть зев­нувшего бегемота, ну распорол он бегемотий желудок, ну оцарапал ма­ненько бегемочую задницу, ну сам пришёл в бегемотных какашках, и за такие мелочи Ёжика отхлестали по всем иголкам сосновой веткой и оста­вили без морковки. Тут каждый загрустит и может вообще скатится по наклонной плоскости и вырасти оторви-и-бросем. Да-а, что ни говорите, строгая была у Ёжика мама.

Молва о её строгостях далеко разнеслась по листочкам и вышла даже за пределы большого леса. Именно через неё возникло крылатое вражение: "Я тебе покажу Ёжкину мать".

21. Восславление недоразумения

На самом-то деле, не только Ёжкина компания нарушала покой и бла­гополучие зелёного края. В лесу жил ещё.., как бы это сказать, нелюди­мый медведь, который, как и древний изобретатель музыки, очень любил играть на расщепленном пеньке заунывные мелодии и под это тереньканье неразборчиво рокотал свои медвежачьи песни.

Разумеется, наши друзья с ним быстро подружились и научили его есть поганки. Встречи их случались, как правило, у расщепленного инс­трумента и выглядели примерно так:

- Ну что, медведик клещеногий, о чём споём с тобой сегодня?- при­ветствовал медведя колобок, иль Ёжик, или же овечка.

- А-а, прикатились молоко с кровичкой! Давай восславим недоразу­менье,- так им ответствовал примерно косолапка.

И они тянули длинную недоразумную песенку под скрипучий аккомпа­немент щепы-трещалки:

Не-до, не-до, не-до разуменье,

Не-ре, не-ре, не-ре двауменье,

Не-ми, не-ми, не-ми триуменье,

Не-фа, не-фа, не-фа сольсименье,

О, сольсименье! О, сольсименье!

22. To be or not to be?

Сверкая лысиной и напевая что-то наш колобок увидел дядю Мишу и так его спросил, слегка покашляв:

- Как живёшь-поживаешь, клещеногий медведик?

- Да неважно, дружище. По правде добавить неважно. Завчерась, когда с вами под песню набрался поганок, не туда куда надо снесли ко­солапые ноги. У лисы золотистой случайно проснулся под утро. Вот на это особо пеняла моя медвежиха и поленом лупила с размаху в больную макитру. "Изменяешь,- кричала,- бестыжая пьяная морда, а медведики третью неделю тоскуют без папы." Стыдно, братец, и очень тоскливо мне стало, да ещё, как назло, с похмелюги трещала макитра, потому что нав­ряд ли б она заболела с полена. Может с горя подохнуть пораньше осен­нюю смертью? Как ты думаешь, стоит ли жить в этом мире?

- Ах, медведик! Да мне бы твои бы заботы! Быть иль нет, ну какая же это проблема? Лучше скажи, не видал ли в округе поганок, бледных, пушистых, на стройных, как дудочка, ножках? Знаешь, братан, не один ты болишь головою. Всем достаётся. А смерть - это дело пустое.

- Ладно, утешил, пожалуй, что дохнуть не буду. Кстати, ведь есть у меня небольшая заначка. Тут в трёх шагах, под широкой раскидистой елью. Как ты считаешь, не хило бы нам припоганить, может затянется ма­лость глубокая рана на мозге?

- Что за вопрос, клещеногий ты мой горемыка! Ухо даю на отрез, если лучше не станет!

И подлечившись, друзья затянули протяжно, видно и вправду им ста­ло немного полегче:

Любо нам с поганкой

В этом мире жить.

Сразу нет вопроса -

Быть или не быть.

Нам бы только ветер

За руку схватить

И по белу свету

Мы уйдём бродить.

Фюить-фюить. Фюить-фюить.

Лишь ветер бы схватить!

Фюить-фюить. Фюить-фюить.

Лишь ветер бы схватить!

23. Осеннее осененье

Случилось так, что со всех сторон приближалась злая зима. И ник­то, даже мадемуазель овечка, не знал как пережить это мёртво-морозное время с приличным толком и на всю катушку. Даже мудрый Ёжик, который не раз попадал в подобные переделки, подумывал, а не лучше ли умереть вместе со всеми осеннею смертью, чем бродить по холодному снегу трез­вым, как сосновая смола и голодным как инфузория туфелька. Собственно говоря, один колобок не впадал в депрессию и уверял, что если уж сов­сем ничего не будет, то наверняка уж что-нибудь да будет. И, как ни странно, в общем-то он оказался прав.

А воскресило их к жизни и свету вот такое событие:

По установившемуся обыкновению в последний вторник сентября, ког­да от инея с утра седеют травы, сидели наши мудрые друзья за бледным зонтиком живительной отравы. На берегу запруды, наблюдая паденье листьев, бежевый туман, игру плотвы с пятнисто-рыжей щукой. И молвил Ёжик:

- Всё кругом обман, последний пир пред зимнею разлукой...

И, вдруг:

- Смею Вас уверить, что изменения земляного покрова и температуры нижних слоёв атмосферы не могут вызвать серьёзных колебаний в глубокой и возвышенной душе,- сказал, откуда не весть вынырнувший бобр и предс­тавился,- Бобреус Богифасус.

- Однако!- удивился колобок.

- Хорошо тем рассуждать о влияньи погодных условий на душу, кто каждую осень откидывает свой хвост на полку,- беззлобно заметил Ёжик.

А овечка, она ничего не сказала, лишь на бобра посмотрела с на­деждой.

- Господа, насколько я понимаю, глядя в ваши грустные глаза, все вы находитесь в большой зависимости от окружающего мира. Но, увы, Вам, господа, неужели же вы не дошли до той простой истины, что не мир уп­равляет душой, а, наоборот, душа управляет миром!

- Однако!- поразился колобок и пукнул.

- Душа пытается исправить весьма несовершенный мир,  но не всегда

ей это удаётся,- заметил Ёжик.

А овечка... Она опять промолчала и лишь на бобра всё смотрела с надеждой.

- Поистине возвышенной душе заставить мир кружить под звуки её флейты совсем нетрудно,- сказал весьма серьёзно старый Богифасус.

- Конечно, летом, где под каждой ёлкой, раскрыли свои зонтики по­ганки, иль на худой конец красавцы-мухоморы, тогда заставить мир кру­жить под звуки флейты возвышенной душе совсем не трудно,- сказал бобру немного грустный ёжик.

- Но кто мешает мудрому сознанью запасы сделать на глухую зиму?

- Я пробовал. Сушёный мухомор не лезет в горло, и не возносит ра­зум в безбрежное лазоревое небо.

- Опять, опять извечная зависимость от мира! Попробовал. Не выш­ло. И отставил. Запас на зиму делается просто: сушёных мухоморов и по­ганок, мелко истолчённых, смешать с травою под названием - "табак". И этой смесью набиваешь трубку, желательно из корня повилики. Смесь под­жигаешь и вдыхаешь дым. Всё это называется куреньем. И результат его, поистине божествен.

- Однако,- изумился колобок.

- Одно смущает в вашем описаньи, почтенный бобр, по кличке Бони­фасус - упоминание о корнях повилики, которых нет в бескрайней подне­бесной,- сказал довольномногознавший Ёжик.

- Про повилику молвил лишь за тем, чтоб не нарушить ритма плавной речи и не сломать её очарованья. Действительно, порой для красоты го­тов я жертвовать давно избитым фактом, затёртой истиной и заурядным словом. А трубки хороши из корня груши, из корня вереска и корня мож­жевела.

- Но, может быть, Вы ради плавной речи и про такбак слегка присо­чинили? Ведь всё прекрасное отчасти бесполезно. И этот ритуал вдыханья дыма...

- О, нет! Но если есть сомненья, готов я трубочку свою пустить по кругу и на себе вы можете узнать влиянье той, почти волшебной смеси, - так молвил бобр, по кличке Богифасус.

Друзья вдохнули колдовского зелья и унеслись в страну своих меч­таний. А старый Богифасус улыбался, любуясь их сошедшим в осень детс­твом.

24. История считалки

Кстати, именно в те благословенные времена, когда наши друзья, познакомились со старым Богифасусом, и была написана известная считал­ка про то, как ёжик вышел из тумана. Сочинил её, по всей видимости, колобок, и звучала она вот так:

Вышел ёжик из тумана,

Вынул трубку из кармана.

Сел с друзьями покурить

И за жизнь поговорить.

И это уже потом нерадивые переводчики заменили трубку на ножик и зачем-то стали всех бить и резать. Возможно, они полагали, что так бу­дет изящнее и, подобно, старому бобру, жертвовали истиной во имя кра­соты.

25. Обретение рая

Однажды Ёжик поинтересовался, почему Богифасус так редко курит свою колдовскую смесь? На что Богифасус ответил:

- Видишь ли, Ёжик, я уже достиг такого совершенства, что практи­чески могу управлять миром, не орбащаясь к нему за помощью даже по та­ким пустякам, как курение трубки. Иногда я курю, но просто потому, что мне этого хочется, а не ради власти над миром. Понимаешь, старик, как это ни странно, но иногда мне хочется окунуться в мир и жить по его неуклюжим законам. Хочется, чтобы о тебе думали и заботились свыше, а ты бы жил себе, как ребёнок, наивно веря в добро и справедливость.

- Да,- сказала мадемуазель овечка, - и мне иногда хочется возвра­титься к охапке пахучего сена и ласковому похлопыванию по спине, и этому почёсыванию по шейке...

- Чтобы в один прекрасный день та, ласково похлопывающая рука принесла с собой нож и перерезала тебе горло. Не высока ли плата за любовь и заботу? - ощетинился Ёжик.

- От любимой руки и смерть сладка, - кротко сказала овечка.

- А с бобровой смесью и под корягой рай,- разрядил обстановку ко­лобок.

И они стали смеяться и катались по опавшей листве, как дети.

Послесловие, или открывание источника.

Вы, конечно, вправе усомниться в истинности прочитанных Вами лес­ных историй.  Но меня утешает, что истина - понятие куда более относи­тельное, чем красота, ибо первая претендует на объективность, а вторая

- только на субъективность. И, пожалуй, вместо того, чтобы написать здесь короткий трактат о возможности существования лесной цивилизации, я просто-напросто расскажу, откуда мне стали известны все эти приклю­чения и увлечения Ёжика & К~.

Однажды, погожим осенним утром. (Почему-то всё, как правила, на­чинается с погоже утра, но и то сказать, а бывает ли оно непогожим?

Т.е., кто посмеет отменить погоду.) Так вот. Однажды, осенним погожим утром, имея при себе изрядный запас хорошего настроения и сопутствую­щих ему товаров, я гулял по шуршащему лесу, вдыхал пьянящую истому прелых листьев и, скажу честно, основательно захмелел. Ноги вынесли меня на лесную полянку, где я прилёг у нагретого солнцем пенёчка. И либо я задремал, и чудесная встреча мне просто приснилась, а, может быть, это был бред захмелевшего мозга, но, кажется мне, что случилось всё это взаправду.

Кроче, лежу себе тихо и вдруг из кустов выходят Ёжик, овечка и колобок. И вроде молчат, но в то же время болтают без молку, и, как мне ни странно, я ихний беззвучный язык понимаю.

- Гляди, человек развалился на нашем пенёчке.

- Пусть полежит, нелегко ему видно бедняге.

- Быть может его угостим мы поганочкой бледной?

- А может быть, дать ему выкурить нашу вишнёвую трубку?

Тут я осторожно достаю из кармана пачку "беломора", закуриваю и предлагаю своим новым знакомым. Не отказываются. "Ничего,-говорят,- видно и люди не очень пропащее племя, может быть зря мы уж так-то не любим двуногих?". Ну я то по началу удивляюсь, конечно: "А мы,- гово­рю,- себя вроде как венцом творения считаем, а вам,- говорю,- и в ра­зумности и в самосознании отказываем." - "Ну,- говорят,_ в разумности это вы себе откажите, ибо, как разумное существо может отрицать само­сознание, находясь вне отрицаемого сознания?" Я говорю, но ежели вы такие разумные, то отчего ж не стремитесь к контакту с нами? Да, гово­рят, этот, довольно косный, принцип закрытости очень присущ нашей лес­ной морали, и даже невинная эксплуатация двуногих кошками и прочей шу­шерой подвергается у нас остракизму, а уж на на такие разговоры с представителями губительной технической цивилизаци, которые мы с тобой разговариваем, решатся только сумасшедшие, вроде нас.

Короче, мы основательно подружились, я угостил их своим вином, а они предложили мне вишнёвую трубку. Из леса я выбрался через неделю, с больной головой и до края переполненный историями о Ёжике, колобке, заблудшей овечке, клещеногом медведике, бобре Богифасусе и пр.. Нахо­дясь в горячем поэтическом запале, я сел за свой письменный стол и по­тался перевести всё это на человеческий русский язык, не знаю уж, что из этого вышло? Да и вышло ли?

Осень 1993 года