Действие пятое

Вечереет. Кругом видны следы многодневной пирушки. Уже небелос­нежная скатерть валяется на земле, чертежи архитектора подстелены под бутылки и закуску, Гёте и Пехоркин любуются заходящим Солнцем, потягивают портвейн. У их ног прямо на камнях расположился Птица с гита­рой. Архитектор лежит поодаль, на переднем плане сцены.

Птица (поёт  песенку из Беранже,  подыгрывая себе на гитаре) -

По безумным блуждая дорогам,
Нам безумец открыл Новый свет;
Нам безумец дал Новый завет -
Ибо этот безумец был Богом!
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло -
Завтра ж  целый  бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь!

Пространство вокруг стола затемняется. Оттуда доносится негромкий перебор гитары и дымок от самокрутки Пехоркина. Фигура Архитектора выдвигается на передний план.

Архитектор - А может быть и правы были Орфеевы последователи, по­лагая, что праведников ожидает в Аиде вечное пьянство. Может быть и так. Может быть зря на них Платон бочку катил... Вот Гёте он уже как бы понял... А Птица, Пехоркин у них это просто, как некое генетическое знание... Опьянение действительно растворяет границы... Жизнь, смерть, рождение - что сначала, что потом? Нужно умереть, чтоб заново родиться... Каждый день умирать и рождаться, как феникс... Что хорошо? Что плохо? Вот мне сейчас плохо: руки дрожат, мутит, ломает всего.., но мне удитвительно хорошо: счастливый смех подбирается к самому гор­лу, я не помню какое сегодня число, да и год если честно признаться не помню, все мои честолюбивые мечты растаяли, как мартовский снежок, за­чем изменять этот невыразимо прекрасный мир, эти горы, и море, и обла­ка...

О, дайте         крылья         мне,         чтоб        улететь        с        земли!

Нужно быть в этом мире и жить, и пить водку, и петь застольные песни, и смеяться над дружеской шуткой, и любить женщин...

А проект, ну что же пусть уж будет если есть, отрицательный опыт тоже необходим...

(Поднимается и,  покачиваясь, направляется к столу)

Птица (поёт) -

Нас качало с тобой,  качало

Нас качало в  туманной  мгле.

Качка в море берёт начало,

А кончается на земле...

Гёте (Архитектору) - Мон шер, по моему Вы уже приближаетесь к просветлению.

Архитектор (взволнованно) - Мне сейчас удивительно хорошо.., на­сыпьте чего-нибудь, господа. Я хочу вина, цветов, женщин! Давайте купим яхту и отправимся в Турцию!  Будем есть восточные  сладости,  пить холодный щербет,  заберёмся в гарем султана,  в конце-концов. Нужно же, хотя бы раз в жизни, побывать в гареме!

Птица - Слышу ли горние звуки тоскующей лиры!

Что она хочет сказать? Не разгула ли просит и воли?

           Пехоркин - Те бы всё егхоза, песнюшочки да стихахаханьки, а человех промеж прочим дело предлагае,  как полагаешь, Афонь? Не век жа нам на энтих схалах сиде?

Гёте - Значит, говоришь, Турция?

Птица - О, Стамбул! О, полногрудые турчанки! О, злые янычары!

Гёте - Жизнь - должна быть произведением искусства! А основное противоречие искусства это конфликт чувства и разума.  Чувство подска­зывает нам, что сегодня просто необходимо уехать в Турцию. Однако ока­завшись в открытом море, под огнём пограничных катеров, не пожалеем ли о минутном порыве, сорвавшем нас с насиженного места?

Птица - Всё лучшее в Мире происходило под влиянием мгновения, да и сам Мир, как я подозреваю...

Гёте - Выше должен я стремиться,

Дальше должен я смотреть.

Пехоркин -  Надлежало  б обмыть энто дело.

Разливают по стаканам остатки вина.Пьют. Медленно меркнет свет.

Действие шестое

Белоснежная яхта. Птица и Архитектор натягивают парус. Пехоркин возится около ящика с водкой. Гёте рассматривает морскую карту. На бе­регу стоят негритянки и японки, вытирая платочками слёзы.

Птица (поёт) - Прощайте скалистые горы,

Отчизна на подвиг зовёт,

Мы вышли в открытое море,

В суровый и дальний поход...

Гёте - Наша отвага, дерзость и грандиозность - разве это не тол­чок к развитию? Не следует думать, что развитию и совершенствованию способствует безупречно-чистое и высоконравственное. Всё великое фор­мирует человека; важно лишь, чтобы он сумел его обнаружить.

Пехоркин - Обнарухжить энто да, энто завсехда не тах-то просто великое обнарухжить. Вот к прЕмеру, вода и водха - однохо казалось бы цвету, однахо внутри, поди ж ты кахая разница. А вот полохжим девхи, они ить,  ежели тем боле с Птицей поведёшьси, очень дажа разного цвету быват, однахо внутри, исключительна друх другха напоминають...

Птица - Да ты, дед, у нас прямо философ.., Кант Таврический!

Пехоркин - Таврический энто портвейн, дурында ты птиценосая.

Гёте - Живое чувство и здравый смысл не сравнятся ни с какой фи­лософией.

Архитектор (поёт) - Мы с тобой пойдём по кабакам,

Команду старую разыщем мы,

А здесь, а здесь мы просто нищие,

Давай командуй капитан!

Птица - Курс Зюйд-зюйд-вест. Открыть бутылки! Налить по сто пять­десят! За рождение нового Архитектора - Ура!

Негритянки - Proschai Pehorkin, We love you! Vozvraschaisy!

Японки - До сьвиданья Пехоркина!  Ты очсень хоросая! До сьвидания фалось, ты тозе

очсень хоросая! Сьделай на просяние изь двух стволёв: пух-пух!

Архитектор (прикладывает ко рту две бутылки, пьёт) - Ох, девхи, девхи - жалко мне с вами расставаться. А может возьмём их с собой в Турцию?

Пехоркин - Ты я погляжу Архикушка совсем сбрендил! Хде энто вида­но штобы девху на корабль брать?

Птица - Ты уходишь, а цветы, посаженные тобой,остаются! Не прой­дёт и года, как где-нибудь в далёком Зимбабве, или на острове Хонсю родится племя маленьких Архитекторов.

Гёте - Кто жил, в ничто не обратится...

Пехоркин - Ну што жа, с Богхом што ль?

Действие седьмое

Открытое море. Яхта. На палубе посреди пустых бутылок спят Пехор­кин, Гёте и Архитектор. Птица сидит на корме и, подыгрывая себе на ги­таре, поёт:

Господа! Если к правде святой

Мир дороги найти не умеет -

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

ЗАНАВЕС