Путь и шествие 1

0. Сумма дефиниций………………………………………………00.00

0.0 Вступление автора……………………………………………...00.30

0. Историко-географический очерк (настроение письма)….. 01.00

1. Герои (характеристики)………………………………………. 03.00

2. Начала………………………………………………………. сентябрь

3. Портреты……………………………………………………..октябрь

5. Фотография…………………………………………………..ноябрь

6. Счастье и прочие сущности………………………………..декабрь

7. Необходимость Свидетельства……………………………январь

8. Поиски свидетельств……………………………………….февраль

9. В ожидании паспорта……………………………………….март

10. Приготовления……………………………………………….апрель

11. В путь (маршрутка № 566)………………………………….май

12. Несостоявшийся привал (Тушино)………………………..май

13. Состоявшийся привал (ул. Стратонавтов, 12)…………...май

14. Под Землёй (Тушино - Иные станции)…………………….май

15. На заработках (Горбат)………………………………………май

16. Возвращение (Горбат – Красногорск)……………………..май

Путь – Дао. Основополагающая категория китайской философии. В конфуцианстве - это путь совершенного правителя, путь нравственного совершенствования, совокупность морально-этических норм. В даосизме - закономерность всего сущего, его порождающее и организующее начало. Собственно мир есть «воплощение» Дао. Мудрец, следуя Дао, отказывается от целеполагающей активности, стремится к «у вэй» (недеянию), достигает единства с природой и становится совершенным. Согласно «Книге перемен» («Иц-зин»), Дао - закономерность чередования сил инь-ян.

Шествие – торжественное прохождение группы людей, процессия.

Масква – «Слыхал ли ты, однако, про внутреннее склонение слов? – пишет Велимир Хлебников. - Про падежи внутри слова? Если родительный падеж отвечает на вопрос “откуда?”, а винительный и дательный на вопросы “куда?” и “где?”, то склонение по этим падежам основы должно придавать возникшим словам обратные по смыслу значения. Таким образом, слова-родичи должны иметь далёкие значения. Это оправдывается. Так, бобр и бабр, означая безобидного грызуна и страшного хищника и образованные винительным и родительным падежами общей основы “бо”, самим строением своим описывают, что бобра следует преследовать, охотиться за ним как за добычей, а бабра следует бояться, так как здесь сам человек может стать предметом охоты со стороны зверя. Здесь простейшее тело изменением своего падежа изменяет смысл словесного построения. В одном слове предписывается, чтобы действие боя было направлено на зверя (винительный – куда?), а в другом слове указывается, что действие боя исходит из зверя (родительный – откуда?)».

Склоняя общую основу названия города «Мо» (от татарского «моск» - беременная), мы получим два разных города. «Москва» (от винительного падежа основы) отвечает на внутренний вопрос куда? И, соответственно, становится городом стремлений, огромных возможностей, центром притяжения и местом силы. «Масква» (от родительного падежа основы) отвечает на вопрос откуда? И превращается в город- угрозу, в безумный молох, перемалывающий людские судьбы и жизни, город-вампир, сосущий из человека все соки.

Милицанер – аналогично вышерассмотренному филологическому анализу просклоняем основу слова «милиционер» (от латинского militia – войско). И получим два совершенно противоположных слова: милиционер (основа находится в винительном падеже и отвечает на вопрос «куда?») – тот, к кому бегут за помощью, советом, поддержкой и защитой. Милицанер (основа в родительном падеже и отвечает на вопрос «откуда?») – сам становится источником опасности, тот, кто может обидеть, обобрать и даже ограбить.

Эта история во многом вымышлена и мифична, она основана на мифологических представлениях героев повести, которые волею судеб оказались за пределами основных социокультурных потоков. Герои эти, быть может, последние из книгочеев, последние жители «Галактики Гуттенберга». Свободно ориентируясь в сложнейших философских и культурологических вопросах, зная какие-то малоизвестные удивительные теории, они по-детски беспомощны перед самыми простейшими бытовыми проблемами. Им чужд, непонятен и странен мир потребления, бюрократических несуразиц, дурацких законов и откровенного снобизма. Находясь практически в трёх-четырёх километрах от Москвы, они не разу там не были, и Москва (а вернее, Масква) остаётся для них загадочной Ултимой Туле, недостижимым Эдемом, путь к которому тяжёл и опасен. Как и почему так случилось, выяснится из дальнейшего повествования. Разумеется, мнения и суждения героев о современном состоянии дел в нашей стране и мире во многом не совпадают с мнением автора, однако они очень и очень симпатичны ему.

0. Историко-географический очерк (настроение письма)

Красногорск - большой город, больше древнего Рима по населению раза в три, а древнего Киева - так раз в пятнадцать!

Знаменитый патриарх лэнд-арта Никон, когда переделывал городок Истру в Новый Иерусалим, определил тогда ещё не существующему Красногорску место нового Назарета, вот оттуда и есть пошла красногорская святость! И все красногорцы с тех пор немного назаретяне.

В Красногорске жили покорители Крыма и привозили в него святые куски камней из города Кафы (нынешней Феодосии). Надо сказать, до сих пор каждый красногорец, хоть раз побывавший в Феодосии, привозит оттуда какой-нибудь камешек. Так что камней этих скопилось в городе видимо-невидимо или, проще говоря, – тьма!

В имении буржуинов Поляковых собиралось множество поэтов-символистов. Они напивались до чёртиков, особенно поэт-символист Бальмонт, который, подобно японцу Басё, спьяну бросался в воды речки Баньки, намереваясь поймать отражение луны, чего, конечно, у него не получалось, зато потом, наутро мучаясь совестью и похмельем, он восклицал: «Как удивительна порою собственная душа!»

Немецкий зэк Конрад Лоренц, отбывая трудовую повинность на rрасногорской земле, обдумывал основы своей знаменитой книги «Так называемое зло», за которую впоследствии получил Нобелевскую премию.

В Красногорске есть такие улицы, одно перечисление которых превращается в поэму: Речная, Лесная, Парковая, Полевая, Красная горка, Ремесленная, Железнодорожная, Почтовая, Школьная, Пионерская и, наконец, Центральный проезд. А районы!!! Губайлово, Чернево, Павшино, Бруски, Тёплый бетон, Райцентр – песня!

Поэт и художник Михаил Погарский уже более 20-ти лет живёт и работает в Красногорске, где и создаёт свои нетленные произведения.

Масква – расположена на окраине Красногорска.

Все масквичи страшно богатые и очень важные люди. И все они имеют масковскую пропиську. У них так и написано в паспорте большими буквами МАСКВИЧ. А у кого нет прописьки, тому лучше в Маскву и не ездить. Потому как специально обученные милицанеры этих людей отлавливают и отнимают у них все деньги, а у кого нет денег, того лупцуют резиновой дубинкой и сажают в тюрьму.

Масква окружена от всего остального мира специальной непроходимой дорогой, которая так и называется МКАД (Масковская Кольцевая Аграничительная Дорога). Через ту дорогу можно только на воздушном шаре перелететь или под землёй её проползти.

В Маскве живёт наш президент и руководит всей страной, чтобы людям было хорошо работать и было, что есть.

В Маскве также живёт другой человек – мэр. Он руководит только Масквой, чтобы масквичам было хорошо есть и жить.

Ещё в Маскве живёт писатель Марина Москвина, которая пишет очень хорошие книжки, но она никогда не важничает, а потому даже и на МАСКВИЧКУ-то не похожа. Марина родилась совсем в другом городе, который называется Москва, отсюда у неё и фамилия такая.

Колян Кислов – несостоявшийся (под словом «несостоявшийся» здесь и далее мы понимаем – не признанный широкой, более 3-х человек общественностью) учёный, более 10-ти лет проучившийся в каком-то умном институте имени Бау-мена, постоянно уходя в академические отпуска, так до сих пор и не закончив его. Любит в начале всех предложений употреблять слова-паразиты «очевидно», и «нужно сказать». Например, на вопрос, нет ли у него червонца, как правило, отвечает: «Очевидно, нет». Или очень часто из уст его раздаётся такая фраза: «Нужно сказать, водка кончилась». С самого детства собирает значки, которых скопилось у него видимо-невидимо. Временно работает землекопом.

Минька Горький – несостоявшийся художник-самоучка, во всём видит ненужные и злые страсти, поэтому пишет картины с названиями типа: «Бесстрастное красное на огне», «Спокойная буря в стакане воды», «Тихий гром акварельной краски». Временно работает землекопом.

Лёнька Веселов – несостоявшийся поэт и писатель, в восемь лет сочинивший вот такое стихотворение:

Начались эти путь и шествие очень давно. Так давно, что даже никто и не помнит точно. Началось всё с того, что наши три несостоявшихся героя подрядились копать канаву через лесопарк, чтобы проложить какой-то сильно важный кабель. И копать нужно было вручную, поскольку вокруг было много деревьев. И любой экскаватор их бы тут же и поломал. А как раз в то время, когда герои наши начали копать лопатой, жизнь завертелась колесом: прораб, который их нанимал, уволился, планы кардинально поменялись, про канаву как-то подзабыли. Однако во всех ведомостях наши герои продолжали числиться (причём числились они почему-то охранниками объекта № 0333), зарплату, хоть и небольшую, получали исправно и копали свою канаву не за труд, как говорится, а на совесть. Но совесть - категория страшной загадочности, и по каким законам она устроена - понять до сих пор не удалось никому.

День землекопа прост и ясен. Он связан с Землёй и с небом, а иногда и с другими стихиями: с водой, когда жарко, с огнём, когда холодно, и с пятой стихией, когда душа того просит.

Душа землекопа ещё загадочнее совести, а уж про похмельную душу поэта Бальмонта тут и вспоминать-то как-то неуместно. И, как говорится, чего хочет душа – того хочет Бог!

Как правило, Лёнька Веселов, Минька Горький и Колян Кислов забирали в каптёрке свой нехитрый рабочий инвентарь, чинно выкуривали по сигарете, перекидываясь с другими рабочими нечего не значащими (и значащими всё) фразами, типа: «Да, Михалыч, смешной ты будешь в старости», «Тяжело оно утром-то», «Как бы нам это вот так-то», «А лишь бы и оно-то», «По-о-огода…» («по-о-года» упоминалась при любом раскладе фраз, как говорится, всенепременно). Новый прораб, считавший землекопов и в самом деле охранниками какого-то непонятного объекта, спрашивал иногда, всё ли в порядке на вверенной им территории, на что землекопы чинно кивали головами.

И после чего в любую погоду отправлялись они в лесопарк копать свою канаву.

Путь до канавы проходил мимо трёх киосков и двух магазинов, и когда душа просила – наши герои в них заходили.

- А что, Коляныч, хорошо бы нам было портвейну купить, - говорил Лёнька Веселов.

- Нужно сказать, хорошо бы, – непременно отзывался Колян.

- Все мы в плену страстей наших, но и гасить ведь их тоже нужно, - поддакивал Минька Горький.

Дальше шли долгие подсчёты денег, вычисление бухов (бух - это такая единица измерения вина: градус, поделённый на объём и на рубль, кто не знает), рассматривание давно знакомых этикеток и, наконец, выбор закуски. Процедура, между прочим, наиважнейшая! Процесс приготовления и предвкушения пиршества всегда важнее и интереснее самого пиршества! Точно так же очень важно и интересно готовиться к жизни! И ещё важнее и интереснее готовиться к смерти…

Итак, полиэтиленовый пакет мог содержать: бутылку розового портвейна «Алушта», две бутылки красного портвейна того же названия и две бутылки пива «Пит» для Коляна и Миньки. (Лёнька пиво из непонятных нам соображений не уважал). На закуску шли сушёные кальмары, арахисовые солёные орешки, буханка бородинского хлеба, 100 грамм подсолнечного масла, 2 головки лука и 50 грамм соли, которую хозяйка прилавка насыпала из специально открытой для постоянных клиентов пачки в видавший виды спичечный коробок.

Путь их лежал мимо раскидистой сосны, вдоль худенького ручья, через дощатый мостик-настил к началу и окончанию канавы, так как длины она была небольшой.

Копать наши герои решили с середины маршрута и сразу в оба конца, чтобы было быстрее. Придумал это, конечно же, Колян Кислов, как самый умный. Но дело, скажем прямо, продвигалось небыстро. (Быстро сказка сказывается, да не скоро дело роется). Канава за полтора года разрослась как-то вкривь и вкось на три разных стороны и составляла общей длины метров семь-восемь, но уж никак не двенадцать. Со временем окончательное направление рытья было безвозвратно потеряно, канаву запорошило листвой и хвоей, и стала она напоминать обычную лесную яму. Зато около канавы вырос аккуратный (Колянова работа) столик-бревно плюс бревно-сиденье, чтобы было, где спокойно трапезничать и обсуждать разные мировые вопросы. А ещё спустя некоторое время Колян притащил выброшенное кем-то кресло.

Когда они делали первый глоток, то выражение их лиц в точности соответствовало выражению лиц трёх великих китайцев с картины «Пробователи уксуса»: кислая, как у Конфуция, физиономия Коляна, горькая, как у Будды, гримаса Миньки и блаженная, как у Лао Цзы, улыбка Лёньки. «У-уф», - говорил Колян. «Э-эх», - кривился Минька. «А-ах», - восклицал Лёнька. Видимо, фамилии накладывали свой отпечаток. Или, наоборот, фамилии в своё время были выбраны для их предков в соответствии с родовыми генами.

- Нужно сказать, что благородный муж, - говорил Коляныч, - должен во всём достигать совершенства. Даже к рытью канавы надо основательно подготовиться, наточить инструмент, постигнуть масштаб, наметить, так сказать, перспективы и планы.

- Главное, - встревал Минька, - это не поддаваться собственным страстям. Может тебе и хочется копать канаву, но ты не торопись, отвлекись от всего земного, посиди под деревом, прислушайся к голосу внутри себя, иногда ведь важнее покопаться в собственной душе, чем в канаве…

- Возможно, предназначение этой канавы вовсе и не кабель? Быть может, это просто Канава канав? Метафорическое изображение канавы, недоступное слову, - вопрошал Лёнька. - Можно ведь разными путями приближаться к совершенству, и путь канавы ничем не хуже других.

Потом разговоры могли касаться самых разных тем, но чаще всего они сводились к обсуждению загадочной Масквы, в которой никто из них не разу не был.

- Говорят в Маскве художникам здоровущие деньги платят, - мог начать тему Минька, - говорят, они за портрет могут целую тысчу рублей получить!

- Ну, уж про тысчу ты загнул, - развивал дискуссию Лёнька, - рублей 900 - это я ещё могу представить, но уж никак не тысчу.

- Говорят, у них там есть такое специальное место Горбат, где все эти художники и горбатятся. Посадят какую-нибудь фифочку на деревянный стульчик, нарисуют её портретик минут за двадцать и тысча рублёв в кармане! Там, говорят, и поэты горбатятся тоже: встанут на скамеечку, почитают свои стихи с полчасика, а вокруг них целая толпа фифочек стоит и червончики в шапку так и кидают, так и кидают. За полчаса могут целую тысчу рубликов накидать.

- А учёным там как? - интересовался Колян. - Если я, например, на скамеечку встану и расскажу им основы конфуцианской добродетели или объясню устройство дизельного двигателя, то могут ли они мне тоже в шапку червончиков накидать?

- Не-е. Это навряд ли. На это они тебе скажут, что благородный муж не должен заботиться о своей выгоде, а служить государству из высших интересов! А то ещё и морду набьют. И очень даже просто набьют. И за дизельный двигатель тоже набьют, потому как он уж дюже шибко коптит. Учёные там значками в основном торгуют или матрёшками. Покупают, например, в магазине «Детский мир» матрёшку за сто рублей, а продают на Горбате за тысчу. 900 рублей чистого навару, - объяснял Минька.

- Так может нам это, в Маскву податься на заработки? - предлагал Лёнька. - Я буду стихи читать, Минька портреты фифочек рисовать, а Коляныч продаст свои значки, которые у него пылятся безо всякой разумной надобности.

- Не-е. Я значки не продам. Они же мне как друзья уже, как же можно их продавать-то. Я лучше матрёшку в «Детском мире» куплю и буду эту матрёшку продавать.

- Сколько раз вам говорить, - объяснял многомудрый Минька, - нельзя в Маскву без прописьки! У кого нет масковской прописьки, того ловят специально обученные милицанеры и отнимают все деньги. А если нет денег, то сажают прямо в тюрьму, и при этом дубасят тебя по дороге специальными резиновыми дубинками!

- А я вот от одного умного человека слышал, что с красногорской прописькой в Маскве тоже не дубасят, а вовсе даже и наоборот - отдают честь и объясняют, как пройти на Горбат, - высказал своё предположение Лёнька.

- Ну, насчёт чести я сильно сомневаюсь, какая-такая у милицанеров может быть честь? Это девушка может честь отдать, а милицанеру это ну никак не под силу, – возразил Коляныч, - это уже какое-то патологическое извращение может получитЬся!

- Это такое метафорическое выражение, Колян, на самом-то деле, конечно, он никакую честь не отдаёт, а просто низко кланяется, как бы показывая, что будь он девушкой, он бы на свою честь ничуть не поскупился.

- Да бог с ней с честью-то! На хрена нам его честь сдалась?! А вот если дорогу на Горбат покажет и деньги не отнимет, то это хорошо, - воодушевился Минька, - только какая она про-писька-то? Ты её когда-нибудь видел, Колян?

- Эх, темь ты беспросветная, столько лет живёшь, а таких простых вещей не знаешь, это просто в паспорте прописано у тебя, что ты, Минька Горький, живёшь в городе Красногорске и временно работаешь землекопом. Прописано, от того так и прозывается – прописька! – объяснил умный Колян.

- А у меня и паспорта-то никакого нету, – разноголосым хором сказали Минька и Лёнька.

- Как так нету? А куда же он, то есть они подевались?

- Так ить и не было никогда, - удивился Лёнька, - а зачем он?

- Да, действительно, а зачем? – поддакнул Минька.

- Ну, как зачем? Как зачем? – стал размахивать руками Колян. - Ну, например, ездить в Маскву на Горбат. Без паспорта в Маскву никак нельзя.

- Для этого вам надо собрать разные бумаги, сфотографироваться и пойти в паспортный стол, в нём сидят такие специальные девушки, которые и делают паспорта.

- Ну и горазд же ты, Коляныч, брехать, - возмутился Лёнька, - это какой же такой должен быть стол, чтобы в нём девушки сидели?

- Ничего и не брехать! Это такое метафорическое выражение. Стол на самом деле это обыкновенный дом, который на стол даже и совсем не похож.

- Очевидно, есть! Я, ещё когда в институт поступал, сделал. В институт, как и в Маскву, без паспорта не пускают.

Тут, видимо, нужно сделать небольшое отступление и объяснить, как же так получилось, что вполне казалось бы взрослые, добивающие свой третий десяток мужики оказались без паспорта и вообще впервые о нём услышали. Дело в том, что как Минька, так и Лёнька росли без родителей, за тем и за другим присматривали старые и мало что смыслящие в современной жизни бабушки. Им бы лишь сыт был ребёнок да одет, а остальное, как говорится, от лукавого. Плюс к этому и Лёнька, и Минька были очень замкнутыми людьми и до того, как встретились с Колянычем, практически ни с кем не общались. Минька исповедовал стихийный буддизм, писал свои странные картины и вот наконец-то устроился работать землекопом.

Лёнька писал свои не менее странные стихи, иногда посылал их по почте в различные журналы, в недрах которых они благополучно и терялись. Был он внутренне схож с древним даосом, и идеи этого учения, несомненно, были ему очень близки.

Колян, хоть и тоже был не от мира сего, но, будучи по природе склонен к порядку, а также, столкнувшись с институтской бюрократической машиной, имел о мире более реальное представление. Хотя, что такое «реальное представление», представить себе довольно трудно:)