Излишняя жизнь

(книга отступлений)

Моей дочке Машеньке и ее рыцарю Саше Орлову   

                Какого дьявола! И ветра! И восторга!

                              Так выпало. И небо у щеки.

                 Сегодня жить торжественно и долго.

                              А завтра будни. Будни и долги.

Недавно в Хуанчжоу весенней ночью я ехал вдоль речки Циншуй. Забрел по пути в трактир, изрядно выпил. Сияла луна. Я доехал до моста над речкой, расседлал коня и едва заснул, положив руку под го­лову, как уже наступил рассвет. И я проснулся. Вокруг в беспорядке толпились горы и бурлил по­ток. Казалось, меня окружал какой-то неземной мир, и под впечатлением всего этого я написал стро­ки на столбике моста.

Су Ши

1. Мышонок

… видят издалека,

 (из поговорки)

Мы познакомились в дневном, без толчеи, метро. Познакомились? Скорее встретились. Точнее, я встретил. Или просто увидел - его. Но, впрочем, знакомство - самое подходящее здесь слово. Поскольку в нем сохранен знак. Это и был знак - Знак проявления. Проявления лЮдя-ной серьезности. Серьезности как бездарности. Такой серьезности, что не засмеяться уже нельзя… или не загрустить.

Он вошел весь какой-то несуразный. В носках поверх брюк. В ко­роткой рубашечке среди глаженой серости деловых костюмов. На ру­ках и лице его какие-то уродливые пятна. И целлофановый пакет с од­ной ручкой.

Костюмы инстинктивно вжались в сиденья. И включилось их жес­ткое жестокое поле нсдопускания. Отвращения.

А возмутитель вагона подошел к стене и начал что-то писать. Ста­рательно выводя крупные буквы и расставляя точечки на "с". Написал и вышел. Одна остановка.

И ни один костюм не решился прочесть…

А это были стихи:

Открывают переход,

Все идут, мышонок ждёт,

Закрывают переход,

Все стоят, а он вперёд.

И не знает мама мышь,

Как шалит её малыш.

2. Номер

Десять лет я не мог найти дорогу назад,

а теперь позабыл, откуда пришел.

(Чаньское изречение)

Я нашел его по объявлению.

Я позвонил, и, конечно, никто не менял. И сказали: "прекратите хулиганить". Я сказал "простите", перепутав с "прощайте". Стало гру­стно. И была осень. И скоро уже день рождения - 24 сентября. Придут тс, кто считает, что нужно поздравить. Принесут подарки, а взамен отберут Дар. И будет тот день - бездарен. "два четыре, девять осень, двадцать восемь, шесть три". Хоровод чисел. Хоровод вокруг Трех и Шести. Вокруг Бога и Демона и Единицы. Быть бы взрыву (надрыву, обрыву, прорыву, срыву), если бы не Весы. Тс Весы, равновесие кото­рых неустойчиво. Шесть тяжелее трех. Но перевернутое шесть не рав­но ли трижды трем? И, значит, больше шести прямой. Но с другого-то взгляда, что изменится от переворота груза?

От переворота нумера, например, меняется многое. Переворот его - сальто-мортале, смертельный номер, номер рождения и … телефона! Телефона того, Кто объявил. Объявил тем, Кто еще может перевер­нуть. И … за какую-то двушку-медяшку обрести СВЯЗЬ.

- Вот связался я с Вами! Почему, почему! Откуда я знаю почему? Почему Вы изволили родиться в тот день, равный ночи? И почему я сберег эти газеты? И почему номер? Что Вы все случайно-не-случай-но? Что вообще случайно? Яблоки вниз случайно? Кто сказал закон? Тела притягиваются и разбиваются. Тело меньшее поглощается боль­шим. ЧЕПУХА. Вы хоть имеете понятие о физической чепухе? Не сло­не "чепуха", а состоянии? Ах, Вы всегда в таком состоянии? Ну-ну, тогда Вам и закон. Таким и закон. Таким раз и навсегда. Раз возник -два исчез. Раз был, и навсегда не был. А им бы нее быть, быть, чтобы запомнили, и чтобы наслаждение. Би, би, отойдите, живу! Живу и на­слаждаюсь. Наслаждение от насаждения. Насаждения себя и своих за­конов. "Не пущать в ресторан без галстука!" Закон… На законных ос­нованиях… Без значка в школу. Без галстука в ресторан. Без ботинок в оперу. Не пущать! Не положено! И у края платформы не сметь! И перед быстроидущим ни-ни! Все перепуталось! Какой там замысел! Кто бы мог придумать все это?! Бог не мог - он добрый. Черт не мог -он плохой. Шут! Шут мог. Шут и придумал. От того-то и грустный он. Не удалась шутка. С нами шут и нету силы. Нет силы видеть все это. Видеть и не плакать - смеяться. Смеяться хорошо над собой. Над все­общей бедой как смеяться? Где? Где успокоение? В сумасшедшем до­ме? Бред. Это заблуждение, никакой это не оазис мысли. Нету там ни­каких откровений. Я был там. Одна поверхность. Ноль глубины. Да, они там чище и не лгут. Да, поверхность обратна глубине. Да, в средних слоях еще хуже. Но не Вам из своей чепухи судить о нас, глу­бинных и поверхностных. И сумасшедший дом есть сумасшедший дом, хотя надо говорить дом сумасшедших, а еще лучше приют, потому что дом…

Но что сказать о доме? Вы-то небось видите его с крышей и стеной, и окном, и дверью. А для меня они - КРЫША, СТЕНА, ОКНО, ДВЕРЬ. Их назначение перешло в значение, в знак. А Вы - почему? Ваши газеты - моя машина. Причем здесь случайность? Это не случай­ность, это обмен. Заглядывайте иногда за слова. Хотя бы с шести ос­новных направлений. Быть может, прочтете.

3. Проверка

Доверяй, но проверяй.

 (Правило костюмов)

За любовь и измену слову воздастся тебе

Ты пришел в жизнь.

Обозначил это числом и словом.

Их было много в короткой жизни.

Много слов.

Много чисел.

…восемь, девять, десять. Он велел его повесить. …три, четыре, пять. Чтобы знать. …восемь, семь, шесть. Чтобы несть. …три, два, один. Сам себе господин. …два, один, ноль. Перепутал роль.

Вот два человека. Тот из метро - мышонок. И этот из объявления -Номер. Маленький и взрослый. В разных телах один человек. В одном теле разные люди…

разные люди и еще я с подмышкой газет под шивкой. Иду мысли читаю, слова разглядываю. Научили… Иду-разглядываю. Куда пришел? Как попал? Проходная. "Предъявите багаж!" (что за работа? что за шутки? и вовсе не работа. и вовсе не шутки. обычный мир. мир без достоинства. по закону проверки. в (сне, сане, стане) стране досто­инства должен быть принцип достоинства: "Пусть лучше те у кого нет достоинства разворуют все напрочь, чем Те у Кого есть Достоинство будут унижены.")

- Что в газетах?

- Слова.

- Слово не водка сыт не будешь, проходи шутник!

(Шутник не Шут. Шутник в готовом, а Шут в нуле. А слова? Сло­ва они горше водки. Пьянее вина. Кто был пьян от слов, тот избран. Кто был мертв от них, тот вознесен. Кто напоил ими… не тот ли и Бог (Демон. Шут.)?)

Проверка закончилась. Слова сохранились. Сохранили. Сохранили тайну. Тайну старых газет.

4. Мольский язык

В круговороте мирской жи.ти

отступить на шаг не зазорно.

Отступление - залог продвижения вперед.

(Хун Цзычэн. "Вкус корней")

Люмпеэли - Люмпсэли - это значит я люблю!

Олимбэль - Олимбэль - это значит цветы! цветы!

Мольский язык состоит из этих двух слов. На нем не говорят, но только поют. Принадлежит он загадочным жителям какого-то Юга. А придумала его моя пятилетняя дочка на берегу утреннего пруда, когда мы ходили с ней по воду.

5. Постигший

Ушедший за мысль, не будет понят.

Постигший слова, не сможет говорить.

(Из стола)

Нескончаемая книга объявлений. И еще одну цитату я выписываю из нес сюда. А и куда же еще?

На фонарном столбе

Я и тоскующий, я и ищущий, я и пришедший.

"По объявлению? Проходите, проходите. Пять рублей в час если угодно. На некоторые темы возможна скидка, на другие невозможна беседа. О чем, впрочем, изволите слушать?

Мысль и слово?

Пожалуй, да. Пожалуй, со скидкой, а впрочем, готов и так, просто в расплату за тему. Вы, собственно, попали. Это пожалуй. Это, собст­венно, тема, которую я не трогал, но которой жил. Да.., вот оно как уготовано. Прицепил спьяну к столбу листочек. И вот к Вам приходит Тема. Тема Вашей Жизни. Да, тут можно многое, многое говорить. Но зачем, собственно? Я ведь, видите ли, очень, очень был близок к ним. И к мысли. И к слову. И вот нельзя! Потом, потом понимаешь, что всегда изменял. Изменял Мысли, когда возводил ее во фразу. Изменял Слову, когда хотел постичь смысл его. Я, видите ли, писатель и фило­соф был. И все, все вот здесь, вот в этом столе. Это если угодно интел­лектуальная бомба. Она, если ее не поджечь, когда-нибудь взорвется и перевернет Мир. Но что мне теперь до этого стола и до этих листов. Это все так, упражнение творчеством. Подготовка к той Великой Кни­ге, которая никогда не будет написана. Ибо слова и мысль будут слиты в ней воедино. И на бумаге… на бумаге они могут лишь рассыпаться и превратиться в две кучки никому не понятного хлама. Вы-то, как я по­нял, любите старый хлам. Но Вы исключение. А прочая земельная жизнь стремится к упрощению и упорядочиванию. Вы вот, как писа­тель, попадете в какой-нибудь ряд. И рядом с Вами поставят порядочную бездарность. Выпадайте, выпадайте пока не поздно. Ведь не то же, не сотворенное вам важно, а то, что за ним, то есть Вы. "Речь - клевета. Молчание - ложь. За пределами речи и молчания есть вы­ход…."

Ну вот, собственно, спасибо Вам… Быть может Вы уже и прошли это. У Вас свой Путь. Обходная дорога.

Возьмите, если угодно, себе что-нибудь из стола этого. На па­мять."

Я выдернул наугад несколько листов. Это были: трактат и притча.

6. Трактат о других словах

На флейте, не имеющей отверстий, играть всего труднее.

(Чаньское изречение)

Других слов в Мире не так уж и много. Знают их единицы. Не зна­ющие этих Слов подозревают в них великую силу. Знающие, нао­борот, и вопроса о силе не ставят. Потому, как и нет в тех словах поня­тия силы.

Некоторые из других слов снизошли в обычный язык. Только ни­кто не знает этого.

Вот, собственно, и все, что можно об этом сказать, другими слова­ми, ничего тут и не скажешь.

7. Труба

(притча)

Жил человек богатый и жил человек бедный (в золотом из­мерении) и были они друзья.

Вот раз и говорит бедный богатому:

- Давай у тебя во дворе трубу построим. Высокую. Ты кирпич ку­пишь и все остальное там, а я строить буду.

- Что ты такое удумал, какую еще трубу, зачем? - говорит бога­тый.

- Как так зачем, ты на Мир-то на Мир-то посмотри. Без Бога люди живут. То есть, они и в храм ходят и молитву творят, да вот для чего не знают. Ведь и Христос молитву, творил, и даже, как творить ее нау­чил, а вот зачем не сказал, знать причины имел на то. Имел.

А тут вдруг труба, понимаешь?

- Нет, - говорит богатый, - не понимаю, да и почему труба-то?

-  Ну труба это вот почему: она, во-первых, круглая, а значит краеугольных камней не имеет, а, во-вторых, она к Небу устремлена, и это в ней главное и есть.

Ну богатый хотя и не понял, для чего труба, но чтобы друга не обижать согласился.

И прошли дни, и месяцы прошли тоже, а даже годы прошли. А бедный вес строит и строит.

- Скоро-ли конец-то? - говорит богатый.

- Скоро, - говорит бедный, - уже скоро, только это не конец, - го­ворит, это, - говорит, - наоборот, начало.

И вот построил.

Построил и говорит богатому:

-         А теперь забирайся наверх, там, - говорит, - начало обретешь.

Делать нечего, полез богатый наверх, трудно ему, пот градом те­чет, руки дрожат, из последних сил карабкается.

Добрался.

Сел, усталый, наверху и задумался. Долго он думал. Тени от обла­ков на лицо его ложились. Ветер был там. И даже дождь был. И одеж­ды намокали его, и высушивало его солнце. А он все жизнь свою сверху разглядывал. И не мог никак в ней главного отыскать, а все, на­оборот, было в ней лишним. И даже чтение Евангелия, и даже раздача милостыни, и даже утренняя молитва - лишними были.

Долго сидел наверху он, и показалось, что хотел несколько раз он оттуда вниз броситься или, наоборот, вверх взлететь, но не сделал он этого, а спустился. Спустился и приказал взорвать трубу. И дом приказал взорвать. И бедного приказал выгнать. И деньги приказал сиротам раздать. А сам одежонку одел ветхую и ушел куда-то. Куда вот, только?

10. Газеты

Газета не только.., но и…

 (из цитаты)

Собственно, теперь я понял, почему не хотел читать их.

В них ничего не было.

Ничего.

Все газеты были напрочь заполнены одобрением достойной отпо­веди китайским отступникам. Но впрочем…

Впрочем есть, кое-что есть.

"Мы поднимаем Алый парус! К тебе, человеку…"

"Венесуэльские патриоты взорвали в штате Ансоатеги неф­тепровод,.."

А в Лондоне "блестяще исполнил в сопровождении оркестра Третий фортепьянный концерт Рахманинова народный артист РСФСР Яков Флиэр".

И я вдруг увидел этот тихий сентябрьский вечер далекого 1963 го­да. Вечер, который я огласил своим первым криком.

Обессиленная мать привыкала к мысли о втором сыне. Возился в своей кроватке старший брат, встревоженный общей суматохой. Долго курил на крылечке, под звездным небом отец. И где-то далеко за тридевять земель тихо спала моя маленькая жена.

И метался над миром Третий концерт Рахманинова.

И огромный пожар пылал в штате Ансоатеги.

А на рассвете поседели от инея поздние травы. И слабый западный ветер наполнял золотые паруса осенних листьев. Начиналось утро.

Утро моей жизни.